Поженившись в Виннице, супруги вернулись в Рим, где Папа Римский благословил их на долгую супружескую жизнь
Письмо из Рима, присланное в Чернявский сельсовет Оратовского района Винницкой области и адресованное местной жительнице Лидии Титоренко-Грасселли, стало большой неожиданностью для одинокой 62-летней женщины. Письмо было от ее мужа, итальянца Примо Грасселли, с которым они не виделись… около сорока лет. Дрожащим от волнения голосом Лидия Гавриловна читала: «Дорогая моя! Если ты жива, замужем или нет, с детьми или без них, обязательно откликнись! Я долго не писал, письма к вам не доходят. Не знаю, получишь ли и это письмо. Мне уже 72 года, я давно овдовел и очень хочу увидеть тебя… »
Лидия Гавриловна, все эти годы сохранявшая верность мужу и считавшая, что все лучшее в ее жизни уже минуло, тут же принялась писать ответ. Она очень волновалась, ей так много хотелось ему сказать! Она написала о том, что все эти годы часто вспоминала о нем и будет очень рада встрече. О том, что живет одна, что здоровье не такое, как раньше -- перенесла несколько операций. «Приезжай, гостем будешь!» -- звала она, все еще не веря, что вскоре действительно увидит его …
Произошло это в начале девяностых годов прошлого века, когда пал железный занавес, прочно изолировавший бывший Советский Союз от стран капитализма.
Перед тем как Лидия Гавриловна получила письмо из Италии, приснился ей странный сон. Как будто белый медведь стучит к ней в дверь, а, завидев хозяйку, пытается подойти поближе, обнять. «Уходи, я боюсь тебя!» -- гнала женщина диковинного зверя. «Будет у тебя, Лида, гость! Жди!» -- разгадала странный сон соседка. Этим гостем вскоре стал муж, Примо. Получив долгожданную весточку от Лидии, Примо Грасселли тут же написал ей, чтобы выслала ему вызов, разрешающий въезд в СССР. Она так и сделала. Но ждать вызова он не мог. «Еду в Винницу по путевке «Интуриста» на своем автомобиле. Жду в гостинице «Октябрьская». Встречай!» -- телеграфировал Примо.
Когда Лидия Гавриловна приехала в гостиницу в условленное время, очень удивилась -- здесь было много журналистов с фото- и кинокамерами. «Они, наверное, тоже встречают Примо!» -- мелькнула у нее мысль. Она присела у окна, откуда было хорошо видно крыльцо входа в гостиницу. Воспоминания о далеких военных годах и работе на фабрике красок Германа Френкеля в предместье Лейпцига Мелькау нахлынули на нее вместе с приглушенными обрывками разговоров фашистов и мрачным запахом увядающих осенних цветов…
Именно там, на фабрике, они познакомились, под дулом фашистских автоматов изготовляя лаки и краски для немецкого флота и авиации. 20-летнюю Лиду, как и многих других украинских девушек и парней, немцы везли на чужбину в товарном составе, в котором обычно переправляют скот. А итальянец Примо, как и другие работавшие на фабрике иностранцы -- французы, чехи, бельгийцы, поляки, был военнопленным. Работали на фабрике с утра до вечера, освобождаясь на перерыв лишь тогда, когда предприятие начинали бомбить английские и американские самолеты. Однажды Лида с подругами не успела спрятаться в бомбоубежище, и тут налетели самолеты…
Разрушенные стены бараков придавили нескольких девушек. Вот и все, конец мучениям, подумала тогда Лида. Плохо только, что ни мама, ни сестра, ни братья никогда даже не узнают, где меня искать… Лида неподвижно лежала под стеной, но вскоре встретилась с сочувственным взглядом итальянца. Позже Примо поведал ей, что, увидев, как помещение, в котором работали русские девушки, превратилось в объятые огнем руины, мгновенно выскочил из канализационного люка, где прятался от бомб, и бросился в огонь разбирать завалы. Хотя самолеты со смертоносным грузом все еще кружили над фабрикой. На помощь Примо прибежали друзья. Они высвободили из завалов девушек, в том числе и Лиду. Еще Примо рассказал, что, когда откопал ее, Лида не подавала никаких признаков жизни, а рот ее был набит песком. «Я молился за тебя, -- улыбался Примо, -- и, наверное, поэтому ты выжила». В благодарность за свое спасение Лида, рискуя быть жестоко наказанной, стирала и сушила по ночам его рубашки, которые он перебрасывал в женский барак. Передавал ей и гостинцы: хлеб, печенье, конфеты, маленькие пакетики с маслом -- многое из того, что получал в посылках от родственников из Италии.
После соленой баланды из брюквы эта еда казалась настоящей роскошью. Общаться между собой рабочим фабрики не разрешали, но однажды украдкой Примо сообщил Лиде, что выучил несколько украинских слов. Тогда девушка начала интересоваться итальянским языком, который казался ей таким нежным, мелодичным.
Наверное, именно любовь и помогла им вырваться из того ада, в котором каждый день под бомбежками и рвущимися снарядами гибли тысячи людей и за малейшее непослушание узников отправляли в печи крематория. В конце апреля 1945-го узников лагеря освободили советские войска, и Примо увез Лиду в Рим, где они вскоре расписались. Родители и браться пылкого итальянца радушно приняли украинскую девушку в свою семью. Вот только уж очень скучала она по родному дому. А когда получила письмо от мамы, сообщавшей, что пришли похоронки на обоих сыновей и она тяжело заболела, Лидия тут же решила ехать на родину. Примо поддержал жену -- ехать на Украину они решили вместе с полуторагодовалым сыном Джорджио. Да вот только на границе въехать в Украину разрешили лишь Лиде с сыном, Примо же посоветовали искать дорогу на родину жены с помощью дипломатов. Не знали тогда Лида и Примо, что разлучат их так надолго.
Вскоре после приезда в Чернявку к Лиде пришел незнакомец с ее письмами, адресованными мужу, и сообщил, что на этом их переписка заканчивается. Еще и пригрозил: если перехватят еще хоть одно ее письмо в Италию, то непременно сошлют в Сибирь.
… Услышав оживление в холе гостиницы, Лидия Гавриловна как будто очнулась от тяжелых воспоминаний. А когда увидела, что окружавшие ее люди вдруг побежали к подъехавшей к гостинице иномарке, испугалась: неужели сейчас она действительно увидит Примо? Но из машины уже выходил не знакомый ей чопорный старик, седой и худощавый, с растерянным уставшим взглядом и в слегка помятом костюме.
-- Если бы я случайно встретила его где-то на улице, не узнала бы, -- вспоминает Лидия Гавриловна. -- Я ловила каждое движение Примо, узнавала его походку, но… не решалась сделать шаг навстречу, ноги не слушались, словно задеревенели. Вот он подошел к администратору гостиницы, о чем-то спросил. Вот оглянулся, и уже бежит ко мне, рассекая толпу собравшихся людей. Мы не замечали щелкающих возле нас фотоаппаратов, не видели любопытных взглядов людей. Мы видели только друг друга! Примо рассказал, что несколько лет хлопотал в посольстве о встрече, но ничего не получалось. Что всегда носил с собой мою фотографию -- даже после того, как женился. Что жена его давно умерла, у него есть взрослые сын и дочь. Узнав, что я так и не вышла замуж, а наш сын, маленький Джорджио, тяжело заболел и умер, когда я возвращалась из Италии на родину, он только печально произнес: «Я чувствовал, что сына нет в живых». Я ему рассказывала, как тяжело пришлось мне все эти годы: четырнадцать лет ухаживала за парализованной матерью, потом -- за больной сестрой. Сын сестры, оставшийся сиротой, стал моим сыном…
Примо слушал очень внимательно, а потом вдруг сказал, что без меня в Италию не вернется. И я почувствовала, что наша встреча словно открыла дверь в тот мир, где мы вдвоем были так счастливы. Мне хотелось всегда оставаться рядом с ним. А он… снова попросил моей руки. Расписались мы в Виннице. В Чернявке устроили по этому поводу вечеринку, на которую пригласили сельчан и моих племянников из Киева. Некоторое время мы жили в Чернявке. Примо не удивлялся нашему быту и укладу жизни, вместе мы вели домашнее хозяйство. А еще он очень восторгался красотами нашего села, фотографировал и односельчан, и природу.
Вскоре мы уехали в Италию. В Милане нас встречали братья и племянники Примо, тысячи незнакомых людей приветствовали нас радостными возгласами: «Сеньор и сеньора Грасселли! Танде агури!» (то есть «Много счастья!») -- и подносили огромные букеты цветов, сувениры. В Риме сам президент республики поздравил нас и вручил много подарков. Признаться, я не ожидала такого трогательного отношения к себе. Не верилось, что все это происходит именно с нами. Как жаль, думала я, что мы встретились, когда мне уже шестьдесят три, а ему -- семьдесят три. Сколько же времени отвела нам судьба еще, чтобы быть вместе?
Итальянские журналисты снимали о супругах Грасселли фильмы, публикации об этой истории любви были размещены на первых страницах местных газет и журналов. Узнав о встрече Лидии и Примо, Папа Римский встретился с супругами Грасселли и благословил их на долгий жизненный путь, пожелав им никогда больше не разлучаться. Они обвенчались в Италии. Этому совершенно не помешало то обстоятельство, что Примо -- католик, а Лидия -- православная.
-- Знаете, что меня поразило больше всего? Дома, в Риме, в шкафу висели на вешалках два моих платья, как будто я вчера уехала отсюда. Дети Примо, сын Роберто и дочь Анна, называли меня второй мамой. А во время встреч и приемов на самых высоких уровнях никто даже и не пытался просить меня сменить мое платье, сшитое по нашей сельской моде, или снять головной платок. Платок я ношу с тех пор, как в голодном 1947-м сильно простудила голову в поездках за хлебом в Закарпатье… После телепередач с нашим участием и газетных публикаций на нас с Примо обрушилась лавина телефонных звонков со всего мира. Среди них оказались и те, кто работал с нами на фабрике красок. После окончания войны многие девушки вышли замуж за иностранцев и уехали с ними кто в Италию, кто во Францию, Америку. Одна из них, Анна, прилетела к нам из Сицилии. Увидев меня, она так плакала! Посетовала, что совсем забыла украинский язык, и все расспрашивала, как там на родине.
Когда я сообщила, что она может хоть сейчас поехать на Украину повидаться с родными, Анна сначала даже не поверила мне: ведь почти четыре десятилетия не была на родине! А потом я стала свидетелем телефонного разговора Анны с ее старенькой мамой. Разговора так и не получилось. Обе рыдали: одна в Италии, другая -- в Украине.
Лидию и Примо разыскала Паула, еще одна знакомая по лагерю, ставшая учительницей. Она не только не забыла родной украинский язык, но учила ему и своих детей, и чужих. А еще Лидия встретилась со своим земляком, который оказался бывшим власовцем. На родину, печально говорил он, ему путь заказан, да и оставшаяся в Украине родня наверняка считает его погибшим. Несмотря на то, что он слыл очень богатым человеком, Лидии он показался призраком, бесцельно скитающимся по земле. Все время просил рассказать ему об Украине. «А есть ли там у нас вот такие цветы, а вот такие птицы там летают?» -- интересовался он.
-- Мы очень много путешествовали, -- продолжает Лидия Гавриловна. -- Побывали во многих городах Италии, во Франции, в Америке, где жил с родней двоюродный брат Примо Антон, отдыхали на Мальте -- путевку на этот престижный курорт вручил нам министр туризма Италии. Прогуливались у знаменитого Колизея, любовались красотами Парижа, жили в чикагских небоскребах… Как удивителен и многообразен мир, какие интересные культуры у каждого народа! Я всегда удивлялась, как много наших украинцев по всему миру. Но сердцем была в Чернявке…
Лидия Гавриловна сознается, что ее жизнь в Риме была похожа на сказку. На улицах их всегда узнавали простые итальянцы, желали счастья, называя их старенькими Ромео и Джульеттой. А уличные торговцы дарили все, чем торговали: картины, открытки, туфли, платья. Гостеприимство простых итальянцев просто поражало. А еще женщина сознается, что быстро освоила итальянскую кухню и с удовольствием готовила для мужа его любимые картофельные оладьи и фруктовые супы. Впрочем, улыбается Лидия Гавриловна, иногда Примо просыпался первый и пробирался на кухню, чтобы порадовать ее чем-то вкусненьким -- итальянцы-мужчины иногда любят побаловать своих жен. Хотя как истинная украинская женщина, весь быт семьи Лидия Гавриловна взяла на себя. Она сама стирала и убирала в доме, и соседи -- итальянцы, приятели Примо, неизменно спрашивали, все ли женщины на Украине такие же добрые, заботливые и трудолюбивые, как она? А один из друзей Примо -- вдовец, просил познакомить его с такой же искренней и надежной крестьянкой из Чернявки или какого-нибудь другого украинского села, которая стала бы ему подругой.
-- Мы с Примо очень любили ездить на дачу в Мачарето, где на нескольких десятках гектаров росли виноградники, принадлежащие мужу, -- продолжает Лидия Гавриловна. -- После шумного Рима поездка в Мачарето казалась счастьем. Мы работали здесь вместе с наемными рабочими. Но каждое лето навещали и Чернявку, где у меня оставался дом. Кстати, Примо всегда говорил, что ему все равно, где жить, -- лишь бы мы были вместе. В Чернявке Примо любили многие. Вот только он, сам винодел, никак не мог привыкнуть к тому, как много пьют наши мужики.
-- Помню, если приглашали Лиду с Примо на свадьбу или какие-то другие семейные праздники в селе, он обязательно брал с собой 60-граммовую бутылочку и рюмочку с наперсток -- такая была его норма, -- рассказывает соседка Лидии Гавриловны Оксана Павленчик. -- А еще этот итальянец, которого в нашем селе все уважали, постоянно удивлялся расточительности местных мужчин. Стоило ему увидеть оставленный во дворе трактор с ревущим мотором, тут же сокрушался: «Вы, наверное, еще не скоро выберетесь из злыднив!». Лидочка хорошо научила его украинскому языку!
Вот уже несколько лет сеньора Грасселли живет одна, без Примо. Ее часто навещают племянники с детьми из Киева, а из Италии получает она письма от детей Примо и его внуков.
-- Знаете, когда я еще жила в Италии, сосед, присматривающий за моей хатой в Чернявке, написал письмо, чтобы скорее приезжала в село ремонтировать прохудившуюся крышу, -- говорит Лидия Гавриловна. -- Я и приехала сразу, не откладывая. Впервые без Примо. Купила шифер, договорилась с мастерами о том, что будут начинать перекрывать крышу. А тут как раз приходит письмо от мужа: «Приезжай скорее, что-то чувствую себя неважно, а без тебя не хочу ложиться в больницу». Я ему тут же и отвечаю: если доктора настаивают, обязательно ложись в больницу, а я приеду через несколько дней. Могла ли я знать, что это письмо станет его последним? Когда получила телеграмму с ужасным известием, что Примо больше нет, поверить в это не могла! Его похоронили без меня. Потом дети рассказывали, что перед смертью он все время звал меня. Восемь лет мы были вместе. Может, свидимся скоро. Сейчас Примо часто снится мне: то молодой, то уже в зрелом возрасте. Он берет мою руку и тихо произносит: «Идем со мной, идем домой!». И я следую за ним.
Все имущество, унаследованное после смерти мужа, Лидия Гавриловна отписала его родне и детям -- дом в Риме, дачу в горах с огромными виноградниками и фермами, гаражи с несколькими автомобилями. Себе оставила только альбомы с фотографиями. Недавно женщина получила письмо из Рима от племянницы Лины, которая написала, что в погребах на даче до сих пор стоят три бочки с вином, и отведают они это вино лишь тогда, когда она приедет в гости.
-- Увы, силы уже не те, дальше своей Чернявки никуда не еду! -- признается Лидия Гавриловна. -- Зато мой дом в последние годы словно превратился в филиал посольства Италии в Украине. Чуть ли не каждый день ко мне со всей нашей страны приезжают девушки и женщины, решившие отправиться в Италию на заработки. Они просят рассказать об этой удивительной стране, ее обычаях и достопримечательностях, о нравах итальянцев. Некоторые просят написать им рекомендательные письма знакомым в Италию, чтобы там им побыстрее устроиться на работу. Но я всем отвечаю: Италия -- красивая, гостеприимная страна, но наши руки и умы так нужны Украине! Я не думаю, что стоит бросать свою родину ради нескольких сотен долларов. По несколько часов в день я молюсь за всех украинских граждан, которые покидают Украину. А вот не так давно приехала ко мне молодая женщина из Закарпатья. Она рассказала, что полюбила итальянца, и он отвечает ей взаимностью. Любовь -- дело молодое, пусть будут счастливы! Как мы с Примо!..