13 лет назад советские солдаты покинули Афганистан. Но и сейчас в самые тяжелые периоды своей жизни многие из них, также как и бывший воин-интернационалист Сергей Куницын, говорят себе: «В твоей жизни была война. Страшнее ее, страшнее потери близких людей, ничего нет. Все остальное проходящее»
Немногие знают, что влиятельный крымский политик Сергей Куницын прошел через жестокую войну в Афганистане. Война одних калечит, других закаляет. Сегодня Сергей Куницын вместе с командой профессиональных крымских политиков и управленцев идет на выборы в Верховный Совет Крыма. О том, пригодилась ли ему афганская закалка в политических сражениях рассказывает экс-премьер крымского Совета министров, советник Президента Украины Сергей Куницын.
-- Сергей Владимирович, можете ли Вы назвать себя баловнем судьбы, счастливчиком? Чего было в жизни больше -- удачи или испытаний?
-- Нет, баловнем судьбы я себя назвать не могу. Счастливчиком? Ну, может быть, относительным. Мне иногда кажется, что Бог решил провести меня через мыслимые и немыслимые испытания. Родился я в пустыне в Туркмении, потом переехал в Крым, после института судьба забросила в Тюмень. Из Сибири снова попал в пустыню, на этот раз в Афганистане. Война… Потом пошел в политику, был мэром, народным депутатом Украины, премьер-министром. Где-то между этим перенес тяжелую операцию. Словом, немало для одной жизни. Иногда думаю: сколько еще испытаний будет на моем пути? Так что баловнем судьбы я себя не считаю. Но ангел-хранитель, думаю, у меня есть.
-- Говорят, что в молодости вы всегда были заводилой, душой компании. Мечтали ли вы тогда о политической карьере или все же вашей жизнью распоряжается господин случай?
-- Ну, действительно заводилой был. Мне всегда нравилось быть лидером, брать на себя ответственность, собирать команду и вместе доводить какое-то дело до конца. В свое время я был капитаном футбольной команды, сборной по волейболу, занимался борьбой, боксом. Была мечта стать военным летчиком, но жизнь распорядилась иначе. После института (Симферопольского филиала Днепропетровского инженерно-строительного института) попал по распределению в Тюмень. Работал инженером, начальником цеха домостроительного комбината. После армии вернулся на производство, стал главным инженером завода железобетонных конструкций. Думал, что так моя судьба и сложится. А в политику пришел неслучайно. После операции врачи запретили возвращаться на производство, порекомендовали сделать передышку. Но дома я не смог сидеть, решил пойти на работу в горком. Посоветовался с медиками, и после долгих споров они согласились со мной, что эта работа не будет мне сильно вредить. С этого и начался мой путь в политике.
-- И привел он вас на пост главы Совета министров Крыма. Скажите, каково это быть хозяином автономии? Ваша афганская закалка вот в этом качестве вам как-то пригодилась?
-- Крымом руководить и почетно, и тяжело. Я всегда это говорю. В Крыму можно высоко подняться или упасть в пропасть. Это самый сложный регион в Украине, поэтому тут или пан, или пропал. Что касается афганского опыта… Я получил на войне очень жесткую закалку, усвоил привила мужества и твердые нравственные начала. Но самое главное, война научила меня никогда, даже в ущерб собственным интересам, не предавать и не сдавать своих людей, научила не ломаться. В самые тяжелые периоды политической карьеры я себе говорил: «Серега, в твоей жизни была война. Страшнее ее, страшнее потери близких людей, ничего нет. Все остальное проходящее». Этот внутренний голос, афганский голос, всегда выручал.
-- Сергей Владимирович, с однополчанами встречаетесь? У вас вообще есть время на такие встречи?
-- Знаете, однополчан, тех, с кем служили в одном полку, в Крыму немного. Витя Кулибаба живет в Джанкое. Мы с ним служили в Ашхабаде, в Термезе. В Афганистане наши пути разошлись. Через много лет, когда я уже работал мэром Красноперекопска, он меня увидел по телевизору, приехал. С тех пор мы дружим семьями. В Крыму живет и Рустем Аметов. Вместе с ним мы выносили с поля боя наших погибших товарищей. Он прекрасный человек и мы тоже дружим семьями. Есть полковник Горбатюк, он в Афгане был лейтенантом, начмедом полка… Мы все друзья по жизни. Конечно, встречаемся, нам есть, что вспомнить, о чем поговорить.
-- Рассказывали ли вы сыну, что такое настоящая мужская дружба и когда плачут мужчины?
-- Я вообще о войне не очень люблю рассказывать, это не веселые рассказы. Сейчас сыну уже одиннадцатый год и он сам задает вопросы. Как-то я ему рассказал о том, как погиб мой лучший друг, в честь которого он назван… Я был тогда на боевом дежурстве. У меня сутки ком стоял в горле, но так и не заплакал. Наверное, слезы высохли. Такое состояние было один раз в жизни.
-- Когда вам было по-настоящему страшно? Вообще, от чего у вас могут опуститься руки и вы говорите себе: все, хватит, больше не могу?
-- По-настоящему страшно было на войне. В книжках и боевиках все очень интересно, на войне же -- это страшно. Страшно сержанту поднимать в атаку солдат, страшно ползти под пулями. Страшно терять друзей. К этому нельзя привыкнуть. Страшно переживать предательство. Даже не столько страшно, сколько тяжело. Это порождает страх, страх за свою спину. Для меня предатель -- хуже врага, ведь враг идет на тебя открыто и ты ждешь от него удара. А предательство всегда внезапно и часто -- смертельно. Руки же у меня никогда не опускаются. Такого не бывает.
-- А если речь идет о политике? На что вы можете закрыть глаза?
-- Знаете, политику называют искусством возможного и еще добавляют -- в данный момент. Можно закрыть глаза на какие-то временные договоренности, если они не принесут вреда. Но по большому счету, я и в политике, и в жизни самыми большими грехами считаю предательство, неискренность и обман. Увы, однако в этой области они встречаются сплошь и рядом. Правда, мне в каком-то смысле повезло. У меня всегда была команда. Немногочисленная или большая, но она была всегда. Это те люди, которые мне всегда подставят плечо, и к которым я отношусь так же. Это люди, которые сегодня вместе со мной идут на выборы в «команде Куницына».
-- Сергей Владимирович, давайте поговорим о другом. После отставки с поста премьера полгода назад у вас, наверное, появилось свободное время. Скажите честно, гитару давно брали в руки? Хватает на это сейчас времени? Вы ведь когда-то даже песни писали.
-- Мечтаю написать песню о своих афганских товарищах, о моем погибшем друге. Я уже пытался. Сделал наброски, написал даже несколько куплетов, но пока песню не окончил, не складывается. Думаю, что еще не пришло для нее время. Еще есть мечта -- написать песню для дочери. Она поет, это ее увлечение. Хотя ни она, ни мы с женой не думаем о карьере профессиональной певицы. Но песню для дочки написать хочется. И жена об этом просит. Когда-нибудь обязательно сделаю. А гитара… Очень редко в последнее время беру ее в руки. Хотя не так давно играл на гитаре -- ваши коллеги спросили: Сергей Владимирович, а можете? Пришлось сыграть.
-- Вы ведь, кажется, охотник. Или я ошибаюсь?
-- Нет, не ошибаетесь. После Афганистана я десять лет не брал в руки оружие. А сейчас, действительно, люблю побродить по лесу с ружьем. Но не ради того, чтобы убить животное. Просто это возможность побыть наедине с собой, с природой. Думаю, такое желание понятное каждому. Здесь нет никакого лукавства.