Харьковский областной суд постановил, что государство должно выплатить 26-летнему Роману Бутенко, невинно осужденному на 15 лет лишения свободы и отсидевшему почти пять лет в СИЗО, 74 тысячи гривен за моральные страдания
Тело 16-летней Танечки Рехиной нашли утопленным в канализационной люке на прилегающей к центру Харькова лесопарковой территории -- Саржином Яру. Синяки и ссадины свидетельствовали о том, что перед смертью несчастную избили и изнасиловали. Грудь и локти покрывали следы ожогов -- похоже, девушку жестоко пытали, зажав ей рот кляпом. По заключению следствия, смерть в результате удушения наступила 23 сентября 1994 года. Сотрудники милиции поклялись опекунше (Танечка была сиротой), что найдут убийцу. И рьяно взялись за дело…
Роман Бутенко в свои 19 лет был хорошо воспитанным и, в общем-то, домашним юношей. Занимался бальными танцами, закончил училище культуры. Получил диплом преподавателя игры на классической гитаре. В последнее время увлекся бодибилдингом, готовился к чемпионату Украины. Осенью ждал призыва в армию.
-- 26 сентября 1994 года около десяти часов вечера я возвращался с тренировки, -- рассказывает Роман Бутенко. -- В подъезде меня задержали сотрудники Дзержинского райотдела милиции. Они запихнули меня в машину и, ничего не объясняя, повезли в РОВД. В кабинет, куда меня привели, набежали оперативники и сразу начали меня избивать. Уже валяясь на полу прикованным наручниками к батарее, я понял, что они меня спрашивают о каком-то убийстве и изнасиловании. Я пытался им объяснить, что ни о чем таком понятия не имею, но меня никто не слушал.
-- Вам разрешили позвонить домой -- сказать, что вы находитесь в РОВД?
-- Я просил, чтобы мне позволили сообщить кому-нибудь, где я и что со мной произошло. Но мне сказали: «Вы, гражданин, не в Америке. Мы вас будем бить до тех пор, пока вы не признаетесь». Мне вырывали волосы на голове, выдавливали пальцами глаза. Оперативники прыгали на меня, лежащего на полу. Старались попадать ногами в живот и в пах. Ставили на меня стул и садились сверху. Зажимали пальцы в дверях. Еще они делали такое, о чем я вам, женщине, стесняюсь сказать… Раз восемь мне на голову надевали полиэтиленовый кулек. Его затягивали на шее, и я каждый раз терял сознание. Поливая водой, меня приводили в чувство и продолжали экзекуцию. Мучители говорили: «Мы сейчас тебя убьем, вывезем и выкинем. И нам за это ничего не будет, потому что ты насильник и убийца. Поэтому, мол, пиши явку с повинной». Я тогда еще даже не знал, что это такое.
Я понял, что, если не напишу того, что требуют оперативники, просто сейчас умру. (Спустя год во Львовском изоляторе СБУ сотрудники СИЗО вот так же избивали и душили целлофановым кульком 28-летнего Юрия Мозолу, подозреваемого в 52 убийствах, оказавшихся потом делом рук знаменитого маньяка Анатолия Оноприенко. Юрия Мозолу замордовали насмерть, а спустя две недели во Львове задержали настоящего преступника. -- Авт. ) По вопросам оперативников я начал догадываться, что убили одну из девушек-спортсменок, с которыми я познакомился накануне, 23 сентября, возле цветомузыкального фонтана в парке имени Шевченко. Я рассказал трем подружкам буквально все о себе: назвал имя, фамилию, где учусь. Сообщил, где и каким видом спорта занимаюсь, похвастался, что скоро по телевидению покажут про меня передачу. Назвал дату и время передачи. Дал девчонкам свой домашний телефон. То есть для следствия найти меня не представляло абсолютно никакого труда.
Всю ночь мы с оперативниками «обсуждали» детали преступления. Они знали только то, что тело нашли в люке. А вот где и как девушка была убита -- не знали. Поэтому придумывали на ходу. Я «признался», что изнасиловал ее в подъезде, потом она неудачно упала с лестницы, сильно ударилась головой. И я будто бы на руках вытащил ее из подъезда, увидел какую-то яму, выбросил туда тело и убежал.
Затем меня вынудили признаться еще в одном изнасиловании несовершеннолетней, происшедшем в августе в лифте жилого дома. В конце «признательных» показаний я по требованию оперативников упомянул, что, возвращаясь домой после совершенного преступления, встретил знакомого. Я написал: «Встретил малознакомого парня по имени Леша». Мне было все равно, какое имя назвать. Я тогда не мог даже представить, к каким последствиям это приведет.
-- Проводился ли следственный эксперимент на месте происшествия?
-- А как же! Во время выезда на местность вдруг оказалось, что расстояние от подъезда, где якобы все случилось, до места обнаружения трупа -- 900 метров. Чтобы дойти до Саржиного Яра, мне понадобилось бы перейти оживленную проезжую часть, войти в лес, перейти вброд ручей. Это с бездыханным телом на руках! Оперативники, по всей видимости, сами не слишком-то хорошо ориентировались на местности.
Два дня я в сопровождении оперативной группы (тех самых людей, которые ночью меня убивали!) бродил по парку с 70-килограммовым манекеном. «Искал», где спрятал труп. В то время я указал бы любое место, если бы оперативники подали мне какой-то знак! Но, видимо, при записи на видеопленку им требовалось правдоподобие. В конце концов я положил манекен в какую-то канаву. Они спросили: «Здесь?» -- я кивнул. Они были вроде довольны. Я так понял, что это именно то, что им нужно.
На следующий день к делу подключилась следователь Харьковской городской прокуратуры Виктория Мешкова. Я надеялся объяснить ей, почему вынужден был написать явку с повинной. Рассказал, как меня били, показал синяки. Как оперативники ни старались «грамотно» проводить экзекуции, но после ночи в РОВД я был весь синий. Однако следователь возразила, что, по ее мнению, я убийца, а телесные повреждения получил от потерпевшей, когда она оказывала мне сопротивление. То бишь я, в то время 90-килограммовый «качок», был зверски избит 16-летней девочкой!
(Экспертиза потом показала, что синякам на теле задержанного не более трех суток. Значит, они никак не могли быть нанесены 23 сентября. Но на следствие это факт не произвел впечатления. Романа Бутенко отправили в СИЗО. -- Авт).
-- Насколько мне известно, насильникам в тюрьме приходится несладко…
-- Для себя я решил, что если не сумею отстоять свою честь, то лучше умру. За годы, проведенные в тюрьме, меня «прогнали» по всем корпусам Харьковского СИЗО, я сменил десятки камер. При поселении в новую камеру мне каждый раз приходилось драться.
-- А охранники били?
-- Регулярно. Персонал изолятора избивал меня многократно на протяжении пяти лет. При выходе на прогулку, по возвращении с нее. Могли просто вызывать в специальную комнату, куда потом врывались люди в масках. Били кулаками, ногами, дубинками. После избиений меня, истекающего кровью, оставляли валяться на полу в коридоре. Потом за ноги затаскивали в камеру. Один раз железным прутом раздробили левый локтевой сустав.
После одного избиения меня все-таки дотащили до медсанчасти, где я и провалялся полгода с искалеченной рукой и несколькими черепно-мозговыми травмами. Основное лечение в санчасти -- лежание на кровати (это большое преимущество перед камерой, где одна койка на троих!) и таблетка анальгина на все случаи. Я сам себе накладывал гипсовые бинты, переданные мамой. Может, из-за этого рука срослась неправильно.
Тем временем следствие зашло в тупик. Кроме пресловутой явки с повинной, за полгода не нашлось никаких доказательств вины Романа Бутенко. В прокуратуре Харьковской области следователю Виктории Мешковой сказали, что, если не будут установлены прямые свидетели убийства Тани Рехиной, подозреваемого придется отпустить на свободу. Тогда в состав оперативно-следственной группы включился супруг Мешковой, майор милиции Иван Литвинов. Позже в суде он рассказал, что его обязанностью было найти «парня по имени Леша». Розыск велся среди всех «Леш» -- знакомых Бутенко.
-- 6 марта 1995 года к нам домой приехал майор угрозыска Литвинов, -- рассказывал Алексей Полушкин, в то время -- студент-второкурсник одного из городских вузов. -- Он велел мне взять с собой документы. Отцу пояснил: «Если мы с вашим сыном договоримся, он вернется домой, если нет, то не приедет». В прокуратуре Литвинов показал мне фотографии мертвой девушки, стал спрашивать, как мы ее убивали. Я клялся, что это ошибка, что понятия не имею, о чем речь. Тогда Литвинов начал цитировать показания Бутенко, который якобы меня видел 23 сентября 1994 года. Кстати, с Романом я был едва знаком, до этого видел его один или два раза. Литвинов рассказал, что Рому в тюрьме уже сделали «петухом». Он пугал, что меня расстреляют вместе с Бутенко. Постоянно показывал пистолет, говорил, что мне не место на земле. В руках он держал шелковый шнурок, закидывал мне на шею и спрашивал, так ли мы душили девушку. То и дело он наносил мне удары. Он довел меня до крайнего состояния. Около полуночи Литвинов заявил, что если я напишу явку с повинной, то пройду по делу всего лишь как свидетель.
Я написал, что 23 сентября 1994 года был в парке Шевченко и поздно вечером встретил там пьяного Бутенко, который якобы мне сказал, что провожал какую-то девушку домой и побил ее. Но подписать эту ложь я отказался. Тогда Литвинов забрал у меня листы и привел троих понятых. Они подписали. Литвинов спрятал бумагу в сейф и сказал, что этого уже достаточно, чтобы меня судили как соучастника.
А дальше… Я не смог выдержать издевательств. (Только то, что Полушкин как свидетель был задержан в прокуратуре на ночь, уже является грубейшим нарушением закона -- ст. 106 Уголовно-процессуального кодекса. -- Авт. ) Я рассказал, как сам познакомился с Бутенко, как познакомил его со своей однокурсницей Леной Лаптевой. После очередного удара по голове я «вспомнил», что Лена именно в тот день была с нами в парке Шевченко. И мы втроем гуляли по парку, пока не встретили несовершеннолетнюю Рехину…
На следующий день в прокуратуру доставили 18-летнюю Лену Лаптеву. Девушка тоже клялась: об убийстве ничего не знает, потерпевшую никогда не видела и вообще в тот вечер сидела дома. Оперативникам не понадобилось бить студентку, чтобы ее сломить. Ее также оставили на ночь в комнате для допросов, в пристегнутых к стулу наручниках. Несколько взрослых мужиков по очереди принялись пускать ей в лицо густые струи крепкого сигаретного дыма. И задыхающаяся Лаптева, с детства страдающая тяжелой формой бронхиальной астмы, довольно быстро «встала на путь добровольной помощи следствию». Она написала, как «гуляли, встретили Рому. Он сказал, что с его девушкой плохо, попросил нас помочь. Я увидела, что Таня лежит на земле, у нее задрана юбка. Я поняла, что она изнасилована».
За сотрудничество Лену, как и обещали, наутро отпустили. Но тут студентка выкинула неожиданный «фортель»: самостоятельно, причем уже с вещами, явилась в городскую прокуратуру и заявила, что лучше будет сидеть в тюрьме, чем оговаривать невинных людей. В прокуратуре удивились и препроводили бунтовщицу (тоже только свидетельницу! -- Авт. ) в… изолятор временного содержания! Мол, не ценишь добра, так теперь посиди среди воровок и хулиганок, подыши еще табачным дымом.
В прокуратуру примчалась заплаканная мать. Она твердила, что произошла ошибка, вечером 23 сентября 1994 года Лена находилась дома. Ей объяснили, что она -- лицо заинтересованное и ее свидетельство ценности не имеет. Мать Елены припомнила, как в тот вечер к ним домой два раза звонила подруга, приглашала на день рождения. Но и показания подруги, у которой день рождения оказался действительно 24 сентября, на следователя впечатления не произвели. Родители Лены были в отчаянии. Вскоре ее отец, не пережив волнений, умер от инфаркта!
-- 22 марта 1995 года, спустя две недели после задержания, ко мне в изолятор временного содержания пришла мама, -- рассказывает Лена. -- К тому времени я была на грани срыва. У меня каждый день случалось по нескольку приступов удушья. Таблеток не было… Мама сказала, что сможет меня вырвать из изолятора временного содержания, только если я напишу, как все могло происходить, придерживаясь показаний явки с повинной. После мамы пришел адвокат и пообещал, что, если я напишу все как надо, содержание в изоляторе мне заменят на подписку о невыезде.
Лена, к тому времени измученная страхом однажды ночью умереть на тюремных нарах, сделала все, что от нее требовали. Сделка между прокуратурой Харькова и Лаптевой состоялась. Лаптеву отпустили под подписку о невыезде.
По всей видимости, следователю показалось мало иметь свидетелей преступления. Захотелось чего-то большего. И постепенно, от допроса к допросу, Полушкин и Лаптева стали превращаться в соучастников преступления. Способов манипулировать ими было достаточно: Полушкин, сидевший в СИЗО, смертельно боялся камеры «петухов», а Лена жила в постоянном страхе из-за того, что в институте могут узнать о ее причастности к делу об изнасиловании. На допросах каждый из них, выгораживая себя, «припоминал» все больше животрепещущих деталей действий остальных.
Окончательная версия обвинения выглядела так: распив бутылку водки, Бутенко, Полушкин и Лаптева повели несовершеннолетнюю Рехину в лесопарк. Там парни по очереди ее насиловали, а Лаптева помогала держать. Потом она неожиданно принялась кусать Таню, прижигать ей грудь сигаретой. Затем Бутенко предложил убить Рехину, приятели не возражали. Он задушил несчастную ее же шелковыми брюками и сбросил тело в яму. А Лаптева спрятала в Яру снятые с потерпевшей вещи. И это все рассказывали люди, не то, что не совершавшие преступления, а даже до встречи в милиции практически не бывшие хорошо знакомы между собой!
Прокурор предложил суду не принимать во внимание «ссылки обвиняемых на применение к ним недозволенных методов психического и физического воздействия со стороны работников правоохранительных органов», поскольку «допрошенные по делу в качестве свидетелей работники правоохранительных органов опровергли показания обвиняемых». (Железный довод! Конечно, кому суд должен больше поверить -- негодяям на скамье подсудимых или честным правоохранителям? -- Авт. )
Суд прошел как по маслу. 2 октября 1997 года судебная коллегия Харьковского областного суда под председательством Николая Кушнаренко признала всех троих виновными по статьям: 93 п»ж» (убийство с целью сокрыть другое преступления) и 117 ч. 4 (изнасилование). Роман Бутенко был приговорен к пятнадцати годам лишения свободы, Алексей Полушкин -- к одиннадцати, Лена Лаптева -- к девяти. Лену, пришедшую на приговор прямо с институтской лекции, взяли под стражу в зале суда.
-- В процессе ознакомления с материалами дела мы сразу увидели, что обвинение в основном основывалось на признательных показаниях обвиняемых. Это неправомерно, -- рассказывает судья Харьковского областного суда Сергей Камышев, рассматривавший дело по кассационной жалобе осужденных. -- Согласно Уголовному кодексу, показания обвиняемого подлежат проверке и подтверждению совокупностью имеющихся в деле доказательств. А в этом деле признательные показания были явно противоречивы и неправдоподобны.
По словам судьи, у него сразу вызвало подозрения, как Роман мог нести тело через людную улицу на протяжении 900 метров и остаться незамеченным. Дальше -- больше. Бутенко, Лаптева и Полушкин указывали на разные места, где якобы совершили преступление, а к месту действительного обнаружения трупа так ни разу и не вышли.
-- О вынужденности явки Бутенко свидетельствовало несколько фактов, -- говорит адвокат Анатолий Супрун. -- Во-первых, его действительно избили. Мать юноши и один из работников милиции, доставлявший подозреваемого в РОВД, пояснили в суде, что во время задержания на теле Романа никаких телесных повреждений не было. Зато имеются показания свидетеля, который лично видел, как работники Дзержинского РОВД Харькова избивали Бутенко в коридоре и затем втащили его в кабинет. Во-вторых, в этой же «явке» он оговаривал себя в совершении другого преступления -- изнасилования в лифте. А при проведенном в ходе следствия опознании потерпевшая категорически утверждала, что никогда раньше этого юношу не видела. Но прокуратура проигнорировала эти «мешавшие» расследованию детали.
-- Более того, следствие посчитало «несостоятельными» заключения экспертизы, -- продолжает адвокат. -- Так, по поводу ожогов на теле потерпевшей эксперты утверждали, что они были причинены не сигаретой, а каким-то валикообразным раскаленным предметом. Не говоря о том, что астматичка Лаптева в жизни не брала в руки сигарету. Результаты же другой экспертизы -- исследования подногтевого содержимого пальцев рук убитой (ведь, по логике вещей, если она оказала столь яростное сопротивление, то должна была непременно оцарапать насильника, и у нее под ногтями должны были остаться кусочки его кожи. -- Авт. ) были попросту утеряны следователем(!).
10 июня 1999 года судебная коллегия под председательством Сергея Камышева вынесла всем троим оправдательный приговор. К тому времени Роман Бутенко провел за решеткой 4 года и 8 месяцев, Алексей Полушкин -- 4 года и 3 месяца, Елена Лаптева -- 10 месяцев. Это был первый в истории Харьковского областного суда случай, когда обвиняемых оправдали полностью и безоговорочно. Верховный Суд Украины подтвердил это решение.
Немного отдохнув на свободе и отдышавшись от прокуренного воздуха камер, Роман Бутенко обратился в «родной» Харьковский областной суд с иском о возмещении морального ущерба на сумму 15 миллионов гривен.
-- Роман, многие считают этот иск непомерным…
-- Даже если считать только понесенный мною материальный ущерб, выходит достаточно большая сумма. Ежемесячные тюремные передачи мамы-пенсионерки, каждая стоимостью не меньше 50--60 гривен. Передаваемые ею в санчасть лекарства. Операция на левом локтевом суставе, сделанная уже после освобождения. Кстати, даже после оперативного вмешательства я не могу двигать левой рукой, как положено. Не то что не достаю до грифа гитары, но, простите, по утрам не могу дотянуться до рта зубной щеткой. Доктора говорят, что время упущено. А моральные травмы? В течение пяти лет следственные органы доводили до сведения моих родственников и друзей, что я -- негодяй, насильник и убийца. Все напуганы. Сейчас при встрече со мной родные и знакомые шарахаются, несмотря на то, что я уже оправдан. Когда после освобождения я явился в военкомат, меня попросили больше их не беспокоить. Мол, после «пятерочки» в СИЗО «вам лучше отдохнуть, мы сами придем служить к вам на дачу».
-- Вы так весело об этом рассказываете…
-- Мое горе и моя беда -- только мои. Зачем вас нагружать?
«Раньше бездоказательное дело могли закрыть… по случаю завершения сельскохозяйственных работ»
На днях судья Харьковского областного суда постановил выплатить Бутенко 74 тысячи гривен, что в двести раз меньше суммы, указанной в иске. В решении сообщается, что первые пять месяцев содержания Бутенко под стражей не могут быть оплачены, поскольку Закон о возмещении морального ущерба, причиненного гражданину органами дознания, следствия, прокуратуры и суда, был принят лишь 15 января 1995 года. Остальную сумму суд определил по своему усмотрению: по 1400 гривен за каждый месяц пребывания за решеткой. Много это или мало? Об этом мы поговорили с судьей Сергеем Камышевым, вынесшим оправдательный приговор.
-- Насколько я знаю, оправдательные приговоры и раньше были редкостью. Суды при сомнительных доказательствах вины просто определяли обвиняемому срок лишения свободы, который он уже отсидел под стражей, -- чтобы не было обидно. И выпускали в зале суда.
-- Нет, обычно это делалось по-другому: дело возвращалось на доследование и органы следствия спокойно его прекращали. Как правило, не по реабилитирующим обстоятельствам, а, например, «в связи с изменением обстановки».
-- А что это такое?
-- Согласно Уголовному кодексу, это переворот в стране, страшное стихийное бедствие, начало войны. В данной местности -- даже завершение сельскохозяйственных работ.
-- Бред какой-то!
-- Тем не менее именно по этой статье бездоказательное дело могло быть прекращено без ущерба для «чести» следственных органов. В случае, если дело все же заканчивалось оправданием обвиняемого, он мог претендовать лишь на возмещение материального ущерба. Эту сумму несложно рассчитать, исходя из потери заработка. Сейчас стало возможным заявлять иск о возмещении морального ущерба, нанесенного несправедливым наказанием. Ну а как можно оценить потерю молодости и здоровья? Юный музыкант, подающий надежды спортсмен содержался в камере с лицами, мягко говоря, не его круга. Лишился профессии, расстался с мечтой о спортивной карьере. Какими суммами это можно оценить? Недавно, я слышал, был прецедент в США: мужчина, проведший по безосновательному обвинению в убийстве одиннадцать лет за решеткой, обратился в суд с иском на сто миллионов долларов. Думаю, его иск будет удовлетворен. В случае с Романом Бутенко сумма морального ущерба в условиях нашей страны должна выражаться хотя бы цифрой с шестью нулями. На мой взгляд, 74 тысячи гривен явно недостаточно. Это вопиющее дело, полнейшее издевательство следствия над людьми. Если бы я рассматривал этот иск, я бы удовлетворил его в полном объеме.
Суд признал работу следственных органов неудовлетворительной. Однако никто из работников следствия не был наказан по этому поводу. Майор угрозыска Иван Литвинов с почетом ушел на пенсию. Следователи Виктория Мешкова-Литвинова, Анатолий Демченко, Вячеслав Кобцев по сей день продолжают работать в городской прокуратуре и даже продвинулись по служебной лестнице. Заместитель прокурора города, который на протяжении пяти лет руководил расследованием, и в настоящее время занимает эту же должность. Заместитель прокурора области, который утверждал обвинительные заключения и рассматривал десятки писем-жалоб на неправильное ведение следствия, тоже на своем посту. Значит ли это, что подобные вопиющие нарушения законности будут продолжаться и впредь?
А убийца Тани Рехиной до сих пор гуляет на свободе…
P. S. Все имена и фамилии в этом материале (кроме Полушкина и Лаптевой, измененных по этическим соображениям) настоящие. В том числе и имена работников правоохранительных органов.