Спустя три десятилетия бывший главврач китобойной флотилии «Советская Украина» Николай Калиниченко рассказывает «ФАКТАМ» подробности той беспрецедентной операции, вошедшей в историю флота
70 лет назад, в 1932-м, зародился советский китобойный флот. Четыре судна -- большая плавучая база и три маленьких китобоя -- отправились из Ленинграда в кругосветное плавание к берегам Дальнего Востока, к постоянному месту «службы». С тех пор жизнь советских китобоев породила немало легенд, героем одной из них стал наш земляк хирург Николай Калиниченко.
Из досье «ФАКТОВ»: доктор медицинских наук, заслуженный врач Украины Николай Калиниченко 28 лет работал главным врачом на китобойных флотилиях «Слава» и «Советская Украина». В СССР был известен благодаря своим уникальным препаратам «Спедиан» и «Спедиан-2М», которые использовались медиками всей страны для лечения ран и ожогов. В легенды советского китобойного флота вошел как врач, в жесточайший шторм сам себе сделавший непростую хирургическую операцию. Сейчас живет в Николаеве, до недавних пор работал в Южном научном центре Национальной АН Украины и Минздрава по адаптации человека в Мировом океане, заведовал научной лабораторией.
… Я работал в Антарктике на китобазе «Советская Украина», в свободное от вахты время снимая для Центрального телевидения документальные фильмы «Вижу кита!» и «Ждите нас в мае». Там сдружился с хирургом Николаем Калиниченко, о котором среди китобоев ходили легенды: он, мол, в любую качку виртуозно проводит операции, а однажды в шторм прооперировал сам себя…
-- Это было 15 марта 1968 года, как раз в день рождения моей мамы, -- вспоминал Николай Иванович во время нашей недавней встречи. -- Ураган, швыряя корабль, таскал по палубе все, что плохо закреплено. Я стал закреплять тяжелые ящики с запасными частями для рентген-аппарата. Вдруг судно сильно накренилось, большой ящик двинулся и придавил меня к стенке так сильно, что я не смог даже крикнуть. Подумал: вот и все… Но тут корабль качнуло в другую сторону, ящик «отпустил» меня. И я закричал от дикой боли в животе. Мгновенно прибежали медсестра, зубной врач. Осмотрел меня и говорит: внизу какое-то вздутие. Я понял, что разорвалось паховое кольцо и под кожу «выпал» кишечник.
Чтобы унять боль, проглотил несколько таблеток анальгина. Не помогло. Нужно было срочно вправить грыжу, а на судне из медиков -- только стоматолог и медсестра, которые смотрели на меня и не знали, что делать. Связались с судном-китобоем, на котором находился хирург. Но шторм был такой, что приблизиться к нам китобоец не мог.
Подошел начальник отдела кадров и говорит: «Николай Иванович, вы помните, один наш товарищ умер, потому что ему не успели сделать операцию?» -- «Все, -- думаю, -- пришел мой конец. Если сам себе не помогу, то умру… »
Сделав себе несколько уколов новокаина для обезболивания, попытался вправить кишку. Не получилось. Тогда решил оперировать. Мне помогли взобраться на операционный стол. Привязали, чтобы не упал от сильной качки. Рядом стояла хирургическая медсестра Тамара Успенская, которая 18 лет проработала со мной. Но вижу, пальцы ее дрожат, перебирая хирургические инструменты. Стоматолог держал большое зеркало -- так, чтобы я видел, где резать.
Я попросил капитана -- директора флотилии «Советская Украина» Бориса Моргуна держать корабль носом на волну, чтобы поменьше качало. А еще -- по радио от моего имени поздравить мою маму с днем рождения, сказать, что я здоров, но только чтобы не проговорился. Он пожелал мне удачи, пожал руку и пошел на капитанский мостик. А я побрызгал ущемленный и свернувшийся участок кишки новокаином -- смотрю, розовеет. Значит, не омертвела. Развернул «кольцо» руками. Страшная боль! Пришлось выпить разом восемь таблеток анальгина. Мог погибнуть от передозировки, но иначе умер бы от болевого шока.
-- А врач-стоматолог не мог выполнить эту операцию?
-- Нет. Одно дело зубами заниматься, совсем другое -- оперировать брюшную полость, да еще в сильную качку.
Мне удалось водворить кишку обратно на место. Лежу с открытой раной. Снова пришел капитан, спрашивает: «Как дела?» Отвечаю: «Ногами вперед. Помогите-ка мне приподнять нижнюю часть тела, чтобы кишки опустились в живот». Когда это было сделано, я смог зашить рану. Меня перенесли в палату, на кровати я расслабился и быстро заснул. Медсестра ни на минуту не отходила от меня. Я долго спал, а когда проснулся, на тумбочке стояли цветы и фрукты.
-- Говорите, из-за шторма другой хирург не смог прийти вам на помощь. А вот когда вас вызвали спасать раненого китобоя, вы даже в шторм «высадились» на корабль…
-- Пришел тревожный сигнал с китобойного судна «Бедовый»: при выстреле гарпунной пушки оборвавшимся линем тяжело ранило в голову матроса Владимира Кличева, раздроблена нижняя челюсть. Требовалась незамедлительная медицинская помощь. К судну меня доставили на вертолете Ми-1. Штормило, китобоец под нами то валился на борт, то зарывался носом в воду, а мне нужно было спуститься на палубу. Моряки выстлали ее матрасами, подушками, одеялами… Я спустил на тросе ящик с медикаментами и инструментами, подождал, пока судно поднимется на гребне волны, и прыгнул. На лету меня подхватили моряки, не дав удариться при падении. Обошлось, не считая легкого ушиба правой ноги.
Бегу на палубу, где лежит раненый матрос. Беру его руку и чувствую, что пульса нет! Я иглой ввожу адреналин прямо в сердце -- через несколько секунд оно слабо забилось. Моряка перенесли в кают-компанию, положили на стол. Ассистировать мне вызвался гарпунер Шалва Челидзе, но когда я начал операцию, ему стало плохо. Вместо него мне помогал механик Анатолий Добровольский. Потом подошла китобаза, на которой была оборудованная операционная, и я с раненым на руках в специальной корзине перекочевал с борта на борт. Семь суток Владимир находился в критическом состоянии, однако мне удалось поставить его на ноги.
Всего в океане мне пришлось сделать больше 2300 операций. Каждая осталась в моей памяти, словно фотография.
-- Слышал, вам приходилось и пальцы оторванные китобоям пришивать…
-- Однажды в Индийском океане китобойное судно «Бодрый» подбило кашалота, и тот потащил корабль за линь, который был прикреплен к гарпуну. Чтобы добить кита, помощник гарпунера Павел Журавлев вставил новую гильзу в орудие, но ее заклинило. Павел взял лом и решил забить гильзу. В этот миг кит сильно дернул, и удар ломом пришелся по капсюлю. Раздался взрыв. Гильза вылетела и оторвала Павлу на левой руке все пальцы (они улетели в море вместе с ломом), а на правой несколько пальцев остались висеть на лоскутках кожи. Я эти пальцы пришил. Теперь Павел даже водит «жигули».
-- А как возникла мысль использовать китов для получения противоожогового препарата?
-- Еще в первом моем рейсе в Атлантике я заметил: те, кто работает на разделке китов, часто получают порезы, травмы, но смазываются китовым жиром -- и раны быстро заживают. Это был так называемый спермацетовый жир, похожий на холодец, который содержится в лобных мешках кашалота. Из головы кита большим черпаком этот жир набирали в 20-литровые баки и относили в морозилку. В голове одного кашалота находится от трех до пяти тонн спермацета.
Я стал использовать это вещество при лечении ран и ожогов, особенно в Антарктике, где заживление затягивается из-за сурового климата. И у моих подопечных раны заживали на удивление быстро! В спермацете я обнаружил очень много витамина Е -- видимо, он поддерживает организм кашалота при нырянии на большие глубины (600--1500 метров). На основе спермацета я занялся разработкой лечебной мази, моими опытами заинтересовались фармакологи, были проведены исследования в Институте хирургии им. Вишневского АН СССР, в ожоговом и детском хирургическом отделениях. В итоге в аптеках появилась «Спермацетовая мазь Калиниченко»… Когда в 1973 году я защищал докторскую диссертацию в институте, не было ни одного голоса против.
… В апреле 1986 года советские китобои сделали последний выстрел по киту, по кашалоту еще раньше -- в конце 70-х. С прекращением китового промысла прекратилось и производство уникального медпрепарата.