Весь небольшой городок Геническ, где произошло столь дикое преступление, знает насильников в лицо, однако уголовное дело… прекращено
Трое суток 28-летнюю Ольгу беспрерывно подвергала сексуальному насилию компания мужиков. Предлагая корреспонденту незамедлительно выехать в Геническ, где это произошло, звонившие просили: «Ради Бога, не откладывайте, а то можете не успеть -- Оля при смерти».
22-летний Виталик для всех был наркоманом, изгоем, вором, а для Ольги -- любимым. Незадолго до трагедии над ним сгустились тучи: один из местных рыбаков, заподозрив парня в краже велосипеда, стал его преследовать.
-- Я оказалась свидетелем жуткого избиения: Ворожко (фамилии обвиняемых изменены. -- Авт. ) чуть не убил Виталика, -- рассказывает Ольга Хрусталева. -- А он не кричал, не убегал и безропотно сносил удары, страдая не так от боли, как от того, что я вижу его унижение.
Год назад, в конце января, Ворожко пожаловал к Оле домой. «Твой здесь?». Спасая парня, она принялась уверять, что в квартире никого нет, а чтобы скорее выпроводить рыбака, вызвалась проводить его до калитки. А там девушку в мгновение ока затолкали в машину и повезли на Арабатскую Стрелку…
… Хмурое низкое небо, мороз под двадцать градусов, «жигуленок» прыгает по ледяным ухабам -- мы отправляемся по маршруту, который проделали тогда Олины мучители, увозя ее из Геническа. Как же мало похожа эта дорога в сторону врезавшейся далеко в море узкой песчаной косы на ту летнюю -- с веселыми вереницами «Икарусов», в которых нетерпеливые толпы отдыхающих торопятся за своей порцией курортного праздника. Сейчас же у кромки льда Азовского моря тоскливо застыли домики сотен пансионатов.
-- Поздним январским вечером трое мужиков привезли Олю в такой вот летний домик опустевшей базы отдыха, где располагалось временное рыбацкое становище, -- рассказывает Люба, Олина сестра. -- Чтобы было понятно, о каких рыбаках речь, скажу сразу: о браконьерах.
Ольгу пытались раздеть еще по дороге. «Отпустите! -- умоляла девушка. -- У меня сегодня день рождения!» -- «Ну так прямо сейчас и отметим», -- обрадовалась гоп-компания. В заледеневшей времянке, куда привезли пленницу, находился парень, с которым прибывшие принялись расправляться за какие-то грехи. «Меня решили устрашить», -- догадалась Ольга.
Поскольку домик не отапливался, рыбаки согревались спиртным: на столе появилась батарея бутылок. Один из мужчин наотмашь, с оттяжкой ударил девушку по лицу за то, что она отказалась выпить за свое же здоровье. Но так как гордячка и после этого не покорилась, удары уже сыпались со всех сторон. Потом Ольгу раздели и заставили танцевать.
-- Да не так, а с душой! -- бросали в танцовщицу стаканы и бутылки. -- И не ори! Твои вопли нам хуже горькой редьки.
Когда, поскользнувшись на осколках или лужице своей крови, женщина падала и теряла сознание, ее за волосы вытаскивали из домика, тащили к морю и приводили в чувство ледяными обливаниями, а потом брали по очереди в постель и шептали: «Такая красивая! Зачем тебе наркоман? Почему защищаешь его?».
Короткие зимние дни сменялись ранними вечерами, одни рыбаки уходили в море, другие появлялись с уловом -- в теплых кожаных куртках, пахнущие свежей рыбой. Праздновали удачу. Постоянно в домике толпился народ. А ее, голую, передавали друг другу как живой сувенир, перетаскивали с места на место, требуя одного -- покорности. «Я больше не могу!» -- стонала она, но в качестве поддержки очередной насильник предлагал ей стакан водки.
-- Некоторые успевали съездить домой, помыться и даже одеколоном побрызгаться, а затем возвращались -- и опять брались за свое. Я поражалась этой ненасытности! Казалось, что они только-только вернулись с зоны, где много лет не видели женщин -- с болью вспоминает Ольга. -- Никого из них не остановило то, что я вся в кровоподтеках, опухшая от побоев, синяя от холода. Казалось, наоборот, мужчин это возбуждало. Один из них признался: «Я тебя по городу знаю. Видел, что красивая. А синяки -- мелочь».
-- Одевайся! -- неожиданно велели Ольге. Когда в комнату втащили сеть, подумала, что ее собираются утопить. Разве после всего отпустят живой. Но ее не выбросили в море, а отвели в соседний домик -- подарили рыбинспекторам.
-- В рыбинспекторском домике надо мной издевались еще сутки, -- продолжает Ольга. -- Это продолжалось беспрерывно. Спокойно полежать удавалось минут 10--15, и то когда теряла сознание. «Посмотри, она там еще не оклемалась? А то и притвориться может, сволочь!» -- услышала однажды, придя в себя. Помню еще такой момент: остались вдвоем с инспектором Хошевым. «Что же с тобой сделали!» -- посочувствовал. Хватаясь за соломинку, я стала умолять: «Помогите мне выбраться отсюда!» -- «Ладно, попробую, но прежде сделай мне минетик!» К тому времени у меня уже был переломан нос и выбиты зубы, рот -- сплошная окровавленная масса, но он был непреклонен: «Делай».
Выбраться из западни пленнице удалось чудом: к берегу причалил катер с уловом, и из всех домиков народ высыпал сортировать рыбу. Завидев в дверную щелку незнакомую женщину, Ольга бросилась ей в ноги: «Спасите». Та несколько часов вела с мужиками переговоры и в конце концов увезла несчастную в Геническ, где к ней тотчас же вызвали «скорую». Госпитализировав Олю Хрусталеву, медики информировали о ее состоянии правоохранительные органы.
-- Через пару дней у прокурора района уже был едва ли не полный список обидчиков дочери, -- утверждает Светлана Еременко, Олина мама. -- Опасаясь, что Оля умрет, следователь записал ее показания на диктофон. Перепуганные насильники стали приходить в неврологию, где она лежала, брали у врачей списки необходимых лекарств, покупали их и приносили медсестрам вместе со списком фамилий уплативших за лечение. Что ни день в истории болезни дочки появлялась новая запись: черепно-мозговая травма, смещение шейного позвонка, переостит челюсти. Потом у нее парализовало правую сторону тела. Забавлявшиеся с ней мужики прислали на переговоры ходока, который предложил деньги за то, что Оля изменит показания: мол, в компании рыбаков был один ранее судимый, он-то и возьмет всю вину на себя. «Проси сколько хочешь! -- убеждал меня гонец. -- Если ей суждено жить, мы вылечим Олю. Нет, так похороним за свой счет». Опасаясь, что так и произойдет, я бросилась нанимать адвоката. Каково же было мое удивление, когда ни один защитник не согласился браться за это дело. Некоторые по-дружески советовали: «Оставь в покое рыбинспекторов, тогда усадить за решетку рыбаков тебе поможет любой из нас. Иначе ничего не добьешься».
«Глупости», -- отмахивалась Светлана Алексеевна, ведь и в прокуратуре, и в милиции ее горю сочувствовали, понимали и поддерживали, поэтому ни минуты не сомневалась, что уголовное дело дойдет до суда, а значит, ни одна из известных ей фамилий обидчиков дочки не останется за рамками приговора. Однако то, что произошло дальше, вызвало у женщины оторопь: дело из прокуратуры было передано в милицию. На том основании, что факт изнасилования… не подтвердился! Мол, безусловно, потерпевшая имела половую связь с мужчинами на рыбацкой базе, но она сама проявила инициативу, сильный же пол просто не устоял. Поэтому о сексуальных унижениях речи идти не может. На очной ставке подозреваемые нагло и лживо заявляли Ольге прямо в лицо: «Это сейчас ты чистенькая, симпатичная, а какой была там? Безобразная лягушка, иначе не скажешь. Покажи нам мужика в здравом уме, который мог соблазниться уродиной? Вспомни, мы ведь еще уговаривали тебя: мол, зачем сюда приехала? Как вообще до такой жизни докатилась?!»
Если поначалу дело еще как-то расследовалось, то очень скоро оно стало классическим «висяком»: на раскрытие не оставалось ни одного шанса. А месяц назад потерпевшая получила сообщение из Херсонской областной прокуратуры, что дело закрыто на основании статьи 213 пункт 2 УПК Украины -- по причине недоказанности участия обвиняемого(?!) в совершении преступления.
А пока дело «закапывали», Ольга трижды чуть не умерла. В один из таких моментов, едва удерживая ручку в слабеющих руках, она написала записку на имя прокурора Генического района: «Я чувствую, что могу умереть, поэтому сообщаю вам свою последнюю просьбу: пусть предстанут перед судом эти нелюди». Дальше следовал список из 16 фамилий. Перед судом не предстал ни один из них. Так что особых изменений в Олиной жизни не произошло, кроме разве того, что ее признали инвалидом второй группы. Она по-прежнему прикована к постели. Олина мама торпедирует медиков письмами следующего содержания: «При присвоении инвалидности дочери в графе причина указано -- «общее заболевание». Но так как она потеряла здоровье вследствие травм, полученных при групповом изнасиловании, прошу уточнить формулировку».
-- Мама никак не может понять, отчего я умираю. Да-да, умираю, мне уже немного осталось, я знаю, -- тихий Олин голосок дрожит и рвется. -- И скажу от чего: от унижения.
Даже сейчас, через год после трагедии, приближение к ее постели любого мужчины вызывает у больной желудочный спазм и рвоту. Поэтому она не намерена ни забыть, ни простить.
В Генической районной прокуратуре разговаривать с корреспондентом «ФАКТОВ» отказались, начальник местного отделения милиции Анатолий Скопиченко тоже встрече с журналистом не обрадовался.
-- Если бы мать Хрусталевой поменьше жаловалась в разные инстанции, виновные давно уже были бы наказаны, -- заметил он. -- После каждой ее жалобы вышестоящие органы запрашивают дело на изучение, а из-за нашей отдаленности это и приводит к затягиванию расследования.
На вопрос, почему в течение года дело много раз путешествовало между прокуратурой и милицией, в райотделе УМВД ответили лаконично: выносились законные решения, а потом они… законно отменялись. О прекращении дела здесь, похоже, к моменту моего приезда еще не знали, и сами были этой новости удивлены. Правда, когда диктофон был выключен, стражи порядка поинтересовались: «А вы знаете, кто она, эта Хрусталева? Это же наркоманка! Та еще недотрога! Вот и решили вместе с мамой воспользоваться случаем, чтобы «подоить» рыбаков -- благо, народ этот у нас зажиточный».
-- А «зажиточный народ» передает нам приветы, -- вытирает слезы Светлана Алексеевна. -- Мол, когда эти сволочи уже угомонятся.
Последняя моя встреча в Геническе была очень похожа на телепрограмму «Криминал», где человека, чтобы никто его не узнал, сажают спиной к камере. Вот и мой собеседник, перед тем как я включила диктофон, потребовал не называть его фамилию и вообще написать так, чтобы его не узнали. Я обещала. А сказано было следующее: «Я видел, как год назад ночью Ольгу затолкали в «рафик» Ворожко и увезли, но подтвердить это в суде не решусь -- у меня дети. Вы поймите, это дело никто никогда не раскроет, потому что рыбная мафия держит власть в нашем городе. Пойти против нее отважится разве самоубийца» (запись интервью с полными данными о его авторе находится в редакции).
Ольга же перед отъездом попрощалась со мной, как она сказала, навсегда. «И не надо утешать, не надо, -- повела тонкой кистью руки. -- Жить мне вовсе не хочется. Я вам не сказала главного: моего Витальку убили. Сделали так, будто сам умер, но я-то знаю… »