О своих боевых товарищах вспоминает Герой Советского Союза киевлянин Павел Каравай
С Героем Советского Союза летчиком-истребителем Павлом Петровичем Караваем мы встретились сразу же после его возвращения из Волгограда (бывший Сталинград), куда полковник в отставке ездил с делегацией от Украины на встречу участников Сталинградской битвы. Инициатором и спонсором встречи был Народный союз Германии по уходу за военными захоронениями. От Украины в Волгоград поехало четыре человека во главе с заместителем председателя Совета ветеранов Украины капитаном I ранга Иваном Савиным.
-- Павел Петрович, я слышала, что ваша эскадрилья получила «крещение» под Сталинградом -- это так?
-- Наш авиационный истребительный полк был сформирован весной 1942 года, а в бой вступил, как только «встал на крыло». Я попал в полк в числе первых десяти человек. Мы крепко сдружились, особенно с Жорой Горлатенко, Ростиславом Сидоренко и Виктором Колевым. До победы не дожил только Виктор. В июне 43-го его самолет обстреляли немцы. Он выпрыгнул, но строп парашюта оказался перебит, и Виктор упал на землю недалеко от аэродрома. Каким-то чудом поднялся, сделал три шага и свалился замертво… Когда его подняли, это был мешок с костями. Какая сила духа подвигла его на эти последних три шага?
В боях под Сталинградом мы сплотились, приобрели опыт и… запели -- с песней легче было побеждать.
-- Летчики вашей эскадрильи стали прообразами героев фильма «В бой идут одни старики». Что в этом фильме правда, а что нет?
-- Все правда. С Леонидом Быковым мы познакомились на рыбалке -- жили по соседству. Подолгу беседовали: он меня в подробностях расспрашивал о жизни эскадрильи. Его интересовали характеры летчиков и то, как они проявлялись на войне.
Когда я впоследствии посмотрел фильм, то еще раз пережил события того времени. В образах киногероев узнал всех своих боевых ребят: в Кузнечике -- Мишу Коленду, погибшего в 44-м, в Смуглянке -- Володю Кравчука, которого убили за несколько дней до Победы. У Володи был изумительный голос. Еще во время войны ему предложили серьезно заняться пением, пророчили будущее солиста Большого театра. «Вот окончится война, -- говорил он, -- и если останусь жив, тогда посмотрим, что возьмет верх: небо или театр».
Иван Новиков, Коля Пасуйко, Сережа Мигляров, ночной бомбардировщик Нина Жарковская -- все мы были разных национальностей, но жили, как одна семья, больно переживали потери. Многое об этом есть в фильме, но сколько осталось «за кадром»!
-- Расскажу о подвиге, совершенном летчиком нашего полка младшим лейтенантом Виктором Долгополовым, -- продолжил Павел Каравай. -- Мы узнали о нем не сразу, а при освобождении поселка Восточный, который сейчас уже стал районом города Запорожье. В одном из боевых вылетов мы сражались с противником, численно нас превосходившим. В пылу боя я и не заметил, как Виктор оттянул на себя шесть «мессеров».
Драка, рассказывали жители поселка, наблюдавшие за боем, была страшной. Немцы хотели сбить наш самолет, а он им не давался, наоборот, сам сбивал противников. Троих подбил, прежде чем немцы его достали. Виктор прыгнул с парашютом, приземлился на территории, занятой немцами, на земле отстреливался и уложил троих. Когда его ранили, он застрелился. Враги похоронили его со всеми воинскими почестями -- как героя. А наши за такие подвиги не награждали. Посещая места боев после войны, я не обнаружил даже могилы Виктора -- ее сравняли с землей. Не помнили его и местные жители.
Зато враги знали нас в лицо. Штурман дивизии, ведя над облаками группу истребителей из России в Болгарию, по ошибке посадил их на немецкий аэродром. Попав в плен, наши отказывались отвечать на вопросы. Тогда им показали папку с фотографиями и данными на весь летный состав нашей дивизии. К счастью, летчиков вскоре освободили при наступлении танкисты.
Мы же своих врагов узнавали по самолетам, позывным, манере летать. А с одним я встретился на земле лицом к лицу. Это случилось в Вене уже после победы. Всем летным составом эскадрильи гуляем мы по городу, любуемся архитектурными памятниками. И вдруг видим -- на земле сидит австриец. В форме летчика, но без нашивок. Перед ним фуражка. Вена в то время голодала, и он просил подаяние. Увидев нас, он сначала отвернулся, а потом: «Капитан Каравай!» -- услышал я на русском языке. Подошел к нему. «Я тот, -- представился он, -- кто летал на «мессершмидте-109» N 13».
Я сразу вспомнил немецкого аса, с которым мы провели несколько воздушных боев в 43-м и 44-м годах под Сталинградом, в Славянске и под Одессой. Ни он не мог меня сбить, ни я его. Он был хорошим учителем, я -- хорошим учеником.
Он рассказал мне, что учился в России, обо мне знает из данных, имевшихся в штабе, а сейчас вот голодает. Я дал ему хлеба, сала и денег. Слезы стояли у него в глазах: «Как же так, я же враг». «Войне капут», -- ответил я. Австриец наклонился ко мне -- вроде как целовать руки: «Это от моих детей».
-- В фильме так трогательно рассказывается о фронтовой любви, Много ли свадеб было в полку?
-- Много. И я со своей женой познакомился на фронте. Этот день стал для меня самым счастливым: было четыре боевых вылета, три сбитых самолета, а в конце «рабочего дня» я встретил ее -- Олю Шевердяеву. С июня 1942 года она служила в 315-м батальоне аэродромного обслуживания. Сутками в парах бензина и масла девушке приходилось готовить боеприпасы. Получила медаль «За отвагу». 1 марта 1944-го мы сыграли полковую свадьбу, а расписались через несколько месяцев в освобожденной Одессе. Во время войны мы никогда не говорили о смерти, мечтали, как будем жить после победы.
Но и после войны жене пилота приходилось несладко -- ведь летчики гибли и в мирное время.
Оля не раз спасала меня. Помню, как 10 июня 1943 года меня подбили. Горящий самолет сорвался в пике. Меня придавило к сиденью, и я был не в силах покинуть машину. А в голове стучало: «Жить! Жить!» И вдруг перед самолетом я увидел свою Олю. Она протянула ко мне руки и сказала: «Паша, прыгай! Я тебя люблю!» Не помню, как оказался в воздухе -- потерял сознание. Парашют сам раскрылся надо мной, так как защитный чехол уже сгорел. Сам я тогда был обожжен, можно сказать, до костей. Губы сгорели полностью, и в госпитале меня называли «Человек, который смеется». Доктор Светлана Лесная, обмывая меня спиртом, приговаривала: «Клин клином вышибают» (то есть огонь -- спиртом). Бинты мне меж зубами прокладывали, чтобы не крошились, когда я скрипел ими от боли. Руки привязали над головой, чтобы не разорвал себя. Ведь зуд был страшный.
Очень перепугался однажды ночью, когда на белой подушке увидел свой черный нос. «Сестра! Нос отвалился!» -- своим криком я разбудил весь госпиталь. Она прибежала и очень потом смеялась: отвалилась ожоговая корка. Принесла зеркало и показала мне мой новый розовый нос. А уже через два месяца я опять летал. Мясо на руках наросло, только первое время не мог рук от штурвала оторвать -- ребята помогали пальцы разгибать. Потом несколько месяцев лепил глину -- пальцы разрабатывал. Следов ожогов на мне почти не осталось, и сейчас никто не скажет, что я такое пережил. Вот только чувствительность кожи нарушена, сухожилия стало сильно тянуть.
-- Оглядываясь назад, что чаще всего вспоминаете?
-- Державу нашу, перед которой стыдно было ударить в грязь лицом и которую любили. Сколько славных имен! А то, что творится сейчас, рвет душу. Во время поездки в Севастополь увидели мы флот Украины: три судна в порту и одно на задании! На кораблях грязь, порядка нет. А ведь это мирное время…