Происшествия

Председатель верховной рады украины иван плющ: «с малых лет и до сих пор завтракаю подсоленным салом с черным хлебом и парой сырых яиц»

0:00 — 11 сентября 2001 eye 413

Сегодня спикер парламента отмечает свой 60-летний юбилей

Стоя на правительственной трибуне во время парада, посвященного 10-летию Независимости, Иван Плющ говорил президенту России Владимиру Путину: «На таких трибунах я стою уже 17 лет, только сдвигался чуть вправо или влево… » Но вряд ли за это кто-то упрекнет Ивана Степановича, который начиная с бригадира овощеводов совхоза «Хмелевик» прошел путь до Председателя Верховного Совета УССР. И именно под руководством Ивана Плюща ровно десять лет назад депутаты Верховного Совета республики приняли «Декларацию о государственном суверенитете Украины». А месяц назад нынешний Председатель Верховной Рады Иван Плющ был удостоен звания Героя Украины. «ФАКТЫ» попросили юбиляра вспомнить детство и, по его выражению, покопаться в себе.

«Что купить -- проблема моей супруги. А где -- сегодня всем известно»

Из окон служебного кабинета спикера парламента виден внутренний дворик Мариинского дворца, в котором журчит фонтан, а вдоль парковых дорожек растут яблони. Красиво драпированные шторы, кабинетная мебель и напольный ковер сочетаются с бежевыми стенами. Даже мраморный письменный прибор тигровой расцветки. Рабочий стол в идеальном порядке -- ровными стопками разложены газеты, яркие папки и записные книжки. На стене за кожаным вертящимся креслом -- Герб Украины, под которым укреплен Государственный флаг. По углам комнаты стоят бюст Тараса Шевченко, телевизор «Sony» и беззвучные напольные часы.

Иван Степанович, одетый в безукоризненный костюм оливкового цвета, светло-серую рубашку и при галстуке в косую полоску, пригласил нас за стол для заседаний. По просьбе хозяина кабинета подали кофе, конфеты «Зоряна соната» и хрустящий крекер в небольших вазочках.

В начале беседы Председатель Верховной Рады остановился на феномене «ФАКТОВ», о котором на днях говорил в прямом телеэфире:

-- Чем можно объяснить успех газеты? Я ведь знаю Александра Швеца еще с должности заместителя редактора «Вечерки». Думаю, причины успеха любого явления общественной жизни кроются в людях. Поэтому политикам, бывшим у власти, но так и не состоявшимся, посоветовал бы постоянно анализировать удельный вес своих решений и поступков…

-- На вас, Иван Степанович, очень красивый костюм… Вы сами выбираете себе одежду?

-- Начну издалека. В 88-м, когда я избирался делегатом на ХIХ партконференцию, на Бучанском стекольном заводе проходила моя встреча с избирателями. Я шел по залу под «расстреливающими» взглядами. Не выдержал и остановился возле двух мужиков: «Почему вы меня ненавидите?» -- «А вы в очередях стоите? Где костюм купили?» (А на мне был югославский костюм. Тогда номенклатура вычислялась по одежде. Импорт, в основном из капстран, приходил небольшими партиями и доставался только начальству. По костюму можно было сказать, где его купили, когда и какую партию завезли. )

Я ответил, что никогда не стоял в очередях. Потому что с начала своей трудовой деятельности работал хотя и небольшим, но начальником (в 1959-1975 годах, до переезда в Киев -- бригадиром овощеводов совхоза «Хмелевик», агрономом колхоза им. XXI съезда КПСС, управляющим отделением совхоза «Войковский», председателем колхоза им. Кирова, директором совхоза им. Ленина, заместителем директора Барышевского треста овоще-молочных совхозов Киевской области. -- Авт. ), а в село хоть раз в год, но костюм попадал. Кому его отдадут в магазине? Мне. Позже, в Киеве, отоваривался на базах и так далее. Поэтому я рад, что сегодня нет баз или спецмагазинов. В молодости я еще любил базары, магазины. Ходил, смотрел. Теперь для меня это наказание! Особенно после посещения капстран, где увидел их изобилие, эти ряды-ряды-ряды…

Так сложилось, что у меня вторая семья. Не хочу никого винить, но после трагедии с сыном наш брак распался. Новая супруга постоянно думает, как и меня сделать моложе: чтобы я лучше выглядел. Я вам честно говорю об этом. Так что это ее проблемы -- в плане того, что купить. Где -- сегодня всем известно.

«Иногда ложился спать в три утра. В сапогах, чтобы в шесть не тратить время на обувание»

-- Скажите, как обычно начинается ваше утро?

-- Это самый больной вопрос. Сколько я себя помню, позже шести не просыпался. Еще с детства так повелось. В пять утра мать доила корову, которую звали Куклой, после чего я гнал ее на пастбище. Спать хотелось ужасно, но кто бы мне это разрешил? В обед пригонял животину домой, а сам бежал купаться или кататься на велосипеде. Кукла была красавица, но такая дура. Могла миновать наш двор и забрести куда-то, потом иди ищи ее. А вот у нашего дядьки Пантелея была Понура, которая обходила все дворы, съедала все, что плохо лежало, и шла домой. Никто ее не искал.

Потом я работал в колхозах-совхозах, где наряды раздаются в шесть утра. Чтобы успеть в правление, мне необходимо было встать в пять, в крайнем случае -- в полшестого. Иногда ложился спать в три утра, не снимая сапог и подстилая на диване себе под ноги какую-то дерюгу, чтобы утром не тратить время на обувание.

Директором самого отсталого хозяйства я становиться не хотел (Ивану Плющу было в то время 26 лет. -- Авт. ), но сельчане упросили… Вообще стадо на пастбище должно быть в шесть утра, а здесь коровы в полседьмого еще по селу брели. Представляете? Поэтому работу начал со слов: «Люди добрые! Придется вам на час раньше вставать, иначе поставлю на каждом углу колокола и найму пожарников, чтобы били в них!» Меня чуть ли не идиотом считали, проклинали, но когда через год мы взяли красное знамя и вышли в передовики, полюбили… И по сегодняшний день.

-- А сегодня как вы встаете?

-- Сегодня? -- вздохнув, переспросил Иван Степанович. -- В день пленарных заседаний я никогда позже восьми утра на работу не прихожу. Позже бывает только в том случае, если иду в больницу, что, кстати, порой частенько бывает.

Из-за того, что с детства не высыпаюсь, считаю большой роскошью поваляться в постели и с нетерпением жду выходных. Но уже в шесть утра не могу спать. А как только нужно собираться на работу -- должен себя силой поднимать.

Теперь о кофе. Его я не пью. С малых лет и до сих пор на завтрак у меня слегка подсоленное сало (если жарить, по квартире распространится запах, да и долго это), кусочек черного хлеба и пара сырых яиц. У меня яйца свои -- на даче в Петрушках держу курей, 21 гуся. С наступлением осени решаю вопрос, кому их отдать, потому что съесть много невозможно.

Для меня трехразовое питание -- нагрузка. Все девчата на работе знают, что я не обедаю. Вот как сейчас с вами, могу съесть бутерброд (поскольку беседа длилась не один час, для подкрепления нам подали бутерброды. Небольшие, на два укуса. -- Авт. ), а обычно -- яблоко или грушу. Потому что у сытого наступает нерабочее состояние. Говорят, до обеда борись с голодом, а после обеда -- со сном. Слава Богу, я не борюсь с голодом.

-- С чем же приходится бороться?

-- Не знаю, сова я или кто там, но засыпаю быстро. Борюсь со сном, чтобы посмотреть новости. Если «Интер» посмотреть не успеваю, смотрю УТ-1, «Вести», 10-й канал, СТБ. А фильмов я за свою жизнь уже насмотрелся…

Ужин, едва я вхожу в квартиру, должен стоять на столе, иначе чем-то перекушу и позже есть не буду. Поел -- и на боковую. Но стараюсь до 23. 30 бодрствовать, чтобы потом спать до трех-четырех утра. Этого мне достаточно.

«Бывало приезжал в гости к старенькой матери, а она еще с книжкой. Очки на ней та-а-кие… Я виноват»

-- На заседаниях парламента вы сохраняете олимпийское спокойствие. От кого унаследовали такое колоссальное терпение?

-- Терпение формирует жизнь, а не кто-то. Очень часто ситуация складывается таким образом, что приходится терпеть. На моих глазах прошла жизнь родителей, которые не имели ни радио, ни часов. Светало -- вставали и начинали работать, темнело -- ложились спать. Никто ни разу не поинтересовался, учил ли я уроки, хочу ли учиться дальше. Зато спрашивали строго за домашние обязанности: встретить корову, нарвать травы…

Первые десять лет жизни меня мучила одна мысль: как наесться? И сегодня в селе Борзна все знают, что я родился в погребе, где женщины прятались от бомбежки. Отец пришел с войны в 45-м с двумя чемоданами. В одном лежали стопочки подошв и кусков кожи для обшивания семьи, во втором -- десятка два часов, несколько колод красивых карт, какие-то безделушки, а главное -- галифе из английского сукна, в которых позже я пошел в люди.

Через два года отец собрал что было в чемодан и выменял за него в Западной Украине два клумака муки. Вы не представляете, что это значило в то время! Если весной варить суп из гнилой картошки, то он будет страшный. А если туда бросить горсть муки и расколотить, то получится белая затирушка.

В детстве я не знал, что такое курорт, откуда соседка каждый год привозила мандарины. Я старался не порвать дружбы с ее сыном Женей, чтобы зайти к ним в дом и изредка получить мандарин или конфетку. В нашем доме никогда лакомств не было, разве что под праздник мама испечет пряники или печенье. А чтобы из магазина -- понятия не было. Отец работал конюхом в инкубаторе и получал 180 рублей (до реформы 1961 года. -- Авт. ).

Вы знаете, мои родители были круглыми сиротами. Иногда сегодня говорят: «Как мы раньше цвели… », а я не знаю своих деда-бабы ни по отцу, ни по матери. Вот таков цвет…

На мой вопрос, сколько он классов окончил, отец отвечал: «Полторы зимы». То есть отходил в школу полностью одну зиму и половину второй, не имея больше возможности учиться.

Моя мать, которая была из богатого, но разорившегося рода, окончила два класса гимназии. В прошлом году это здание, 1902 года постройки, открыли после реставрации. Как колокольчик стоит, красавица! (Рядом 20 лет назад построили среднюю школу -- уже разваливается. ) В гимназию набрали талантливых детей, они на десятом небе от счастья. Может, из них когда-то действительно будет наша элита.

Мама всегда гордилась своим образованием и подчеркивала: «Что ты отца слушаешь? Он же безграмотный». Она умерла на 89-м году жизни, а в 88 еще читала. Бывало приеду, а она с книжкой в руках. Очки там та-акие… Это моя вина.

В молодости мама досматривала бездетную богатую тетку по прозвищу Суженая (к сожалению, такой фамилии я в архивах не нахожу). Рядом с домом тетки жила разорившаяся семья Плющей: четыре брата и сестра. Когда сестра вышла замуж и уехала, за старшего в семье остался 14-летний Пантелеймон. Степану, моему отцу, было 9, а Михаилу и Ивану -- и того меньше. Пантелей женился на Оришке (поэтому сегодня я всех Ирин называю Оришками), которая и присматривала за четырьмя хлопцами… Позже Суженая взяла к себе на хозяйство приглянувшегося ей Степана. С ее легкой руки и поженились мои мать с отцом.

«Вместе с отцом-»колием» я ходил колоть свиней и с малых лет пил кружками теплую кровь»

-- Какой уклад существовал в вашей семье?

-- Во-первых, моя мать так готовила, что никакая энциклопедия с этим не справится. Я не для красного словца говорю. Помню, что матери уже было за 80, но на все праздники или поминки ее звали: «Прийди, тiтко Домахо!»

До смерти Сталина мы не могли осмолить поросенка, потому что требовали сдать шкуру, а в таком случае сало не сохранялось. Деревья и живность облагались налогом. Молоко, как правило, надо было сдавать в колхоз. А с 55-го мы начали оживать. Уже резали двух поросят: на Рождество и Пасху -- и ничего не пропадало. Я знаю всю технологию.

Мой отец был «колий». Я ходил вместе с ним колоть свиней и с малых лет пил кружкой кровь. Еще теплую. Как только поросенка закололи, сразу разрабатывали, разрезали грудину… Его еще не успевали осмолить, а я первым делом уши и хвост осмолил, съел, запил кружкой крови -- и пошел.

На Троицу в нашем селе отмечался храм. На этот большой праздник еды готовилось вдоволь. Также регулярно мы ездили на храм к родственникам: к маминой сестре -- на Рождество, к отцовскому фронтовому другу Демьяну -- на Покрова.

Однажды отец попросил своего начальника -- коммуниста Малиновского отпустить его на храм к Демьяну, а начальник возьми и напросись с нами. Едва мы сели за стол, во двор зашел милиционер. Как Малиновский испугался -- партийный и на храм! -- шусть и залег на печь, закрылся шторками, да залез в кашу и наделал там шороху. А оказалось, что на чарку к Демьяну зашел его друг. Когда он ушел, коммунист слез с печи и извинился за причиненный ущерб.

Но самое интересное произошло на следующий день, когда Малиновский сказал: «Степан, давай сегодня поедем на храм» -- «Да ты что, разве ж храм каждый день бывает? Теперь уже только через год».

Дома мы были приучены: денег не занимать, потому что это позор. Но весь Запад живет в долг. А в Украине пока этого нет. Надо давать молодым кредит на 20 лет -- пусть живут, ведь жизнь одна. А то раньше я строил коммунизм, теперь -- счастливую Украину, а жить же когда? Поэтому, наверное, ориентированные по-западному иногда кредитуются до такой степени… Хотя здесь принцип такой: вы одолжили 1000 гривен и я от вас завишу. Вы думаете, что я отдам, и я думаю, что отдам. Когда же я должен 100 тысяч, уже вы зависите от меня и думаете: «Господи, лишь бы с ним ничего не случилось, чтобы хоть часть отдал».

-- Жизненные принципы, сформированные в детстве, сослужили вам службу?

-- Хочу помянуть добрым словом титку Оришку, чрезвычайно мудрую женщину. Ее присказки-афоризмы стали для меня жизненными принципами: «Иван, запомни. Если ты выйдешь во двор в 12 часов ночи, поднимешь палец, это кто-то да увидит. Поэтому никогда не успокаивай себя тем, что никто ничего не узнает». Или: «Не прыгай через широкий ров, потому что утонешь, не кусай большой кусок -- подавишься».

Чтобы Пантелей был постоянно у власти, в дядиной хате, которая соседствовала с нашей, привечали гостей, и люди туда тянулись. Здесь решались все сельские проблемы. Иногда Оришка говорила: «Ой, деточки-деточки, да если бы слить всю горилку, которую в этом доме выпили, то получилось бы бездонное море и хата бы наша поплыла-поплыла».

Этой семье в селе завидовали, говорили -- им везет. Но везет не дуракам, а мудрым. Пантелей мог за деньги, выделенные на покупку поросенка, выпить чарку-другую, а на оставшиеся купить что-то негодное. У других этот чахлый поросенок не выжил бы, а у них вырастал: все шло, как из воды.

С другой стороны от нашей хаты находилось богатое имение Сиренко. Бабуля даже преподавала в нашей школе французский язык. Но чуть задождило или похолодало, на уроки не приходила. Слушал бы лучше, выучил бы легко этот французский. У меня вообще не было проблем с подготовкой уроков -- я их никогда не учил, потому что учебников никто мне не покупал. Если дадут книжку почитать, уже считал за счастье. Послушал на уроке -- и «4» обеспечено! А дочь учительницы Людмила, по специальности агроном, вышла замуж за Юзефсона, директора МТС. Это она ездила на курорт и привозила оттуда мандарины.

Соседская семья сельских интеллигентов была для меня образцом: достигну ли я в жизни такого уровня образования, культуры и благосостояния? Поэтому когда пришло время идти в 8-й класс (в 1955 году за учебу в 8--10 классах платили, как и за первый курс. А сейчас все кричат: «Бесплатно… »), я решил: лучше поступлю в местный сельскохозяйственный техникум. Не только потому, что любил село или хотел стать агрономом -- в нашей семье не было денег даже на дорогу.

«В юности я проходил в кино без билета, так же как и ездил поездом -- только на крыше или в тамбуре»

-- Помните ли вы свою первую любовь?

-- На втором курсе техникума мне стала нравиться одна дивчина, старше меня по возрасту на полтора года. И до этого я имел среди девчат друзей, но никаких серьезных чувств у меня к ним не было. Наши же взаимоотношения с однокурсницей закончились женитьбой.

В 1959 году пришла разнарядка на выпускников техникума: на Киев 10 человек. Чтобы не позориться, из двух групп, а это около 60 выпускников, выбрали отличников, среди которых был и я.

Новичком в столице я себя не чувствовал. Здесь в железнодорожном училище N1 учился мой старший брат Сергей, к которому на каникулах я часто наведывался в гости. Во время приездов обязательно заходил к родственнику по материнской линии Ивану Васильевичу, царствие ему небесное, который жил на улице Саксаганского и работал в каком-то республиканском тресте. У него была служебная машина и правительственная награда за восстановление Крещатика. С нашей семьей Иван Васильевич не родичался, но меня любил.

Так вот, однажды он дал мне на кино и на трамвай 50 рублей старыми. В 50-м году в обороте ходила такая большая бумажка, -- показывает Иван Степанович размер банкноты на своем столе. На манжете рубашки, выглянувшего из-под рукава пиджака, читается «Dior». -- А я себе думаю: «Да-да, говори-говори». Ни одного билета в кино -- я пройду без него, как и на поезде -- только на крыше или в тамбуре. А на эти деньги я купил всем гостинцев: бубликов, селедки и сахара. Отец любил пить чай, заваренный из трав или фруктовых веточек, только с колотым сахаром…

-- Когда вы последний раз были на Черниговщине, в родной Борзне?

-- Год тому назад я был в отцовском доме с Леонидом Кучмой. От его Чайки до Борзны километров 200. Наш дом продали лет 15, а может и 20 тому назад, потому что у 80-летней матери не было сил за ним ухаживать и она жила у брата. Сегодня я благодарен людям, которые содержат его в порядке, иначе все бы растащили.

В Борзне из друзей детства у меня никого не осталось. Сын дядьки Пантелея и тетки Оришки -- Володя -- умер два года назад. Жека, сын Юзефсонов, отслужив в армии, остался в Прибалтике. Ивана-бомбардера, который жил через дорогу от нас, уже тоже нет в живых. Своего друга по техникуму Василия Росстального я видел 1 сентября в Украинском аграрном университете. Он профессор кафедры растениеводства.

Каждый год я приезжаю на могилки родителей (отец умер в 71-м, мама -- в 94-м). Только сейчас я чувствую, какой я грешник и мамин должник. Ведь я, уехав из села в 18 лет, бывал у родителей раз в год или дважды в три года -- и до сих пор не могу себе этого простить. В прежней системе надо было выкладываться на работе, а не отпрашиваться. Но сегодня я всем говорю: пока живы мать и отец, навещайте их, потому что поймете, как без них тяжело, когда потеряете.

«После трагедии с Вадимом, его «Жигуль» стоит беспризорным уже 13 лет»

-- Простой борзнянский парень дошел до высшей ступеньки служебной лестницы и стал одним из первых лиц государства… В чем, по-вашему, заключается феномен Плюща?

-- Я вам скажу, в чем секрет. Во-первых, в том, с чего я начинал нашу беседу: всегда копайся в себе!

Во-вторых, надо иметь счастье на наставников. Учитель не тот, кто учит, а тот, у кого учатся. Мне было у кого учиться. Я вам рассказал о тетке Оришке, о моих соседях, сельских интеллигентах Сиренко--Юзефсонах. А скольких еще можно было упомянуть! Когда я вышел в мир, равнялся на директора техникума Анатолия Нестеровича Кравченко, потом на первого секретаря Березанского райкома Николая Сидоровича Остапца, который принимал меня в партию. С гордостью могу сказать, что Владимир Щербицкий лично знал и ценил Ивана, хотя однажды и хотел меня проучить… А Владимир Ивашко?!

3 сентября я поздравлял Игоря Юхновского с 76-летием и думал: «Господи, Иван, тебе до Игоря Рафаиловича еще тянуться и тянуться. Какая у него работоспособность, трудолюбие… » Так что залог моего успеха -- это люди, которые учили меня жить и трудиться.

-- Ваш отдых связан с какими-то увлечениями -- охотой, автолюбительством?

-- Охотником я стал в 67-м и через два года купил зброю-амуницию, которую раньше одалживал. В этом году был на утиной охоте один раз, но не на открытии.

Хорошо помню один случай. В 78-м я приехал из Москвы, где учился в Академии общественных наук при ЦК КПСС, и отправился на охоту в Яготин. В первый день набили черной лысухи десятка три, на следующий день еще добавили. На обратном пути в Киев дважды останавливались, так что, приехав домой поздно ночью, дичью никто не занимался, а на утро она уже пропала… Поэтому мне не свойственна жажда убивать животных. Имел миллион возможностей убить лося, но не могу в него выстрелить.

Как организатор охот с многолетним стажем (работа в заповедной зоне в 60 километрах от Киева была для меня и удовольствием, и обузой) знаю, сколько хлопот имеют организаторы, и стараюсь меньше ездить, обременять кого-то.

Я водил полуторку, на которой работал брат моей тетки Оришки, с 12 лет, когда еще не доставал до руля и управлял стоя. Для меня помыть автомобиль -- не работа, а удовольствие. Не говоря о том, чтобы порулить. В жизни я наездил сотни тысяч километров. Моей первой машиной была 21-я «Волга», потом «Жигули», шестерка. В 1984 году я стал председателем Киевского облисполкома и меня заставили продать машину, чтобы не было собственности. Потом взял «Жигуль» для сына, но после несчастья с Вадиком он остается беспризорным уже в течение тринадцати лет…