О малоизвестных фактах, предшествовавших полету первого человека в космос, рассказывает «главный режиссер» Байконура Борис Фокин
Подполковник Борис Фокин, начальник отдела кино- и фоторабот космодрома Байконур, с февраля 1961 по марта 1976 годов курировал вопросы, связанные с организацией съемок в период предстартовой подготовки космонавтов. В силу понятных причин его имя в течение более двух десятилетий никому не было известно. И лишь теперь Борис Васильевич в эксклюзивном интервью «ФАКТАМ» согласился рассказать о событиях, предшествовавших тому историческому полету.
-- Борис Васильевич, как случилось, что вы, морской офицер, оказались на Байконуре?
-- В 1960 году началась реорганизация Вооруженных Сил, и мне как специалисту по оптическим приборам (в тот момент я занимал должность старшего инженера эксплуатации артвооружения Балтийского флота) предложили продолжить воинскую службу на одном из режимных объектом оборонного комплекса. О том, что этим объектом окажется Байконур, я узнал только по прибытии в Ленинск -- небольшой казахский городишко, находившийся в нескольких десятках километров от космодрома. Однако главный сюрприз -- назначение на должность начальника лаборатории киноизмерений и космического телевидения -- ожидал меня впереди. Ведь в те времена в Вооруженных Силах специалистов подобного профиля нигде не готовили, лаборатории, как таковой, не было, и мне предстояло сформировать ее практически с нуля.
В феврале 61-го меня командировали на ведущие телестудии страны, чтобы по результатам командировки я составил довольно солидный перечень кинотехники, необходимой для комплектования лаборатории, передал его в главный штаб Ракетных войск стратегического назначения и отбыл на Байконур. Каково же было мое удивление, когда, прибыв на службу, узнал, что аппаратура уже доставлена спецкурьером. Дорогостоящая техника, которую ведущие телестудии страны выбивали годами, я заполучил в считанные дни! Это наводило на мысль, что на Байконуре вот-вот должно состояться событие планетарного масштаба, а неоднократные запуски спутников, ракет с Белкой и Стрелкой на борту, а позже и так называемого Иван Иваныча -- манекена человека, одетого в скафандр, лишь подтверждали мои предположения.
-- А когда вы впервые узнали о предстоящем полете человека в космос?
-- Вечером 2 апреля. В этот день в лабораторию позвонило мое начальство, приказав вместе с группой военных операторов немедленно выехать на аэродром города Ленинск. Когда мы прибыли на место, там уже находились представители «Моснаучфильма». Они-то и просветили меня: мол, в Ленинск вот-вот прибудет отряд космонавтов. -- «А кто полетит-то?», -- спрашиваю. -- «Вот кто первым из самолета выйдет, тот и полетит», -- со знанием дела ответили москвичи. И действительно, первым по трапу самолета сошел Гагарин, за ним -- Титов, Николаев, Попович, Быковский, Комаров и… Волынов. Киносъемку мы, конечно, произвели, но весь отснятый материал у меня в тот же вечер изъяли: информация о предстоящем запуске ракеты сберегалась в режиме чрезвычайной секретности.
-- Через несколько дней, 7 апреля, состоялось заседание государственной комиссии, на котором присутствовали Генеральный конструктор Сергей Павлович Королев, командующий Ракетными войсками стратегического назначения маршал Советского Союза Москаленко, министр среднего машиностроения Смирнов, представитель ЦК КПСС Устинов (однофамилец будущего министра обороны СССР) и генерал-лейтенант Каманин -- начальник Центра подготовки космонавтов. Тогда и было утверждено окончательное решение о запуске с космодрома Байконур 12 апреля космического корабля «Восток-1» с человеком на борту. Основным космонавтом был утвержден Юрий Гагарин, дублером -- Герман Титов.
Кроме членов правительственной комиссии, слово предоставили сначала Гагарину, а затем Титову. На следующий день состоялась встреча членов государственной комиссии и космонавтов. Она носила неофициальный характер, была непринужденной и весьма откровенной. Поэтому неудивительно, что в ходе беседы кто-то из присутствовавших вдруг предложил: по такому случаю не мешало бы по бокалу шампанского выпить. Сергей Павлович Королев (несмотря на то, что в городке был «сухой закон») особо не возражал, и через какое-то время начальнику тамошнего военторга действительно удалось разыскать две бутылки «Советского шампанского». Правда, одну из них открыли неудачно -- более половины содержимого пролилось на пол. Так что присутствующие -- тогда собралось человек двадцать -- смогли лишь пригубить напиток.
В тот же день я стал невольным свидетелем разговора Королева и Гагарина. Помню, как Генеральный конструктор сказал: «Юра, я обязан тебя проинформировать, что как только состоится запуск корабля, пилотируемого гражданином СССР майором Гагариным (Королев сделал акцент на слове «майор», поскольку перед полетом в космос Юра имел звание старшего лейтенанта), тут же будет передано сообщение ТАСС. В надежности корабля мы уверены: какие-либо поломки, неисправности практически исключены. » Выдержав паузу, Сергей Павлович добавил: «Но это, Юра, не освобождает нас от обязанности быть готовыми ко всякого рода неожиданностям. Поэтому мы сочли разумным доукомплектовать бардачок космонавта бутылкой коньяка и… пистолетом. Думаю, ты меня понимаешь… » Чувствовалось, что Гагарин был чрезвычайно сосредоточен: «Да-да, Сергей Павлович… Я понимаю, я все понимаю… » А вот о премиальных Королев тогда умолчал. И лишь позже я узнал, что за свой полет Юра получил 30 тысяч рублей и «Волгу».
-- Борис Васильевич, как вы полагаете, что реально могло угрожать жизни космонавта?
-- Королев больше всего опасался двух вещей. Он не исключал того, что может дать сбой тормозная система корабля и его ориентировка. Не исключалась также вероятность взрыва корабля в момент его запуска. Именно этим объясняется то, что многие годы, прежде чем на Байконуре ввели в эксплуатацию так называемую систему аварийного спасения (САС), над ракетной шахтой была натянута огромных размеров (метров 50 на 30) металлическая сетка, на которую в случае аварии должен был приземлиться космонавт. Кстати, эта нештатная ситуация отрабатывалась Королевым и его сподвижниками лишь теоретически -- на практике ни Гагарину, ни его последователям прочность «батута», к счастью, испытать не довелось.
-- Когда вы лично познакомились с Гагариным?
-- Буквально за несколько дней до полета мне стало известно, что в день запуска корабля кино- и фотосъемки будут запрещены. Поэтому я решил запечатлеть Гагарина накануне, в день примерки скафандра. Началась примерка довольно поздно -- около восьми часов вечера. Первым эту процедуру проделали с Титовым. Пока его одевали, я вышел в коридор. Там уже сидел Гагарин, дожидаясь своей очереди. Увидев меня, он тут же поднялся: так в армии младший по званию всегда приветствует старшего -- субординация знаете ли… Но не успели мы присесть, как нам вновь пришлось принять стойку смирно: к нам направлялся генерал-майор Герегляд. Когда же он к нам подошел, Гагарин задал генералу дерзкий вопрос: «Товарищ генерал, ребят из нашего отряда уже давно отвезли в гостиницу, а мы с Титовым все еще на примерке. Нам-то хоть за это отгул полагается?» Генерал улыбнулся, похлопал Гагарина по плечу и сказал: «Юра, вот слетаешь, и у тебя будет аж целых сорок пять суток отпуска». Гагарина, похоже, этот ответ удовлетворил, он вновь присел на кресло и мы о чем-то разговорились. Но вот о чем беседовали, не помню.
-- А каким остался в вашей памяти день запуска ракеты в космос?
-- Момент запуска ракеты фиксировали пятнадцать кинокамер (этот вопрос входил в мою компетенцию). Пульт дистанционного включения кинокамер находился в пультовой, откуда шли команды на запуск ракеты. Поэтому я слышал, как велись переговоры между Гагариным и сотрудниками космодрома. Практически все два часа предстартовой подготовки они, что называется, развлекали Гагарина. «Юра, какая температура на борту?» -- «В норме. » -- «Хорошо. Кардиограмма твоя, кстати, тоже в норме. А может тебе, Юра, музычку поставить?» -- «Давайте музычку… А что у вас там?» -- «Ландыши» -- «Вот и хорошо: поставьте «Ландыши». Кстати, тот факт, что перед полетом в космос Гагарин слушал Великанову, наши скрыли. На то были свои основания: партийные идеологи считали песню низкопробной, критиковали ее, вдруг оказывается, что коммунист Гагарин, первооткрыватель космоса, не прочь послушать эту дешевку…
-- Коль мы вспомнили о ЦК, интересно, кто из первых лиц государства почтил своим присутствием Байконур в день полета Гагарина в космос?
-- Тогда это было не принято. Поэтому ни Брежнев, ни тем более Хрущев в день запуска ракеты не присутствовали на Байконуре. О событиях, происходивших там, им докладывали по телефону. Кстати, Леонид Ильич к запуску «Востока» имел непосредственное отношение и свою единственную звезду Героя Соцтруда получил как раз «за Гагарина»… )
-- Борис Васильевич, вопрос как бывшему «главрежу» космодрома Байконур, как вас называли сослуживцы: почему осталось так мало кинохроники о предстартовой подготовке Гагарина?
-- Я уже говорил, что вся подготовка к полету проходила в режиме чрезвычайной секретности и получить добро членов правительственной комиссии на осуществление звукозаписи, а также проведение киносъемки было очень сложно. Особенно своей «принципиальностью» отличался маршал Москаленко. Он категорически запрещал проводить какие-либо записи на аудиозаписывающие устройства. Мало того, именно Москаленко распорядился об аресте десятков километров кинопленки, «несанкционированно» отснятой военными операторами из штаба Военно-Воздушных Сил. Дальнейшая участь этого уникальнейшего материала печальна: во время проявки пленку импортного производства сотрудники студии Минобороны… запороли отечественными химикатами.
-- А когда состоялась ваша следующая встреча с Гагариным?
-- Это произошло через год, в 1962 году, когда Юрий Алексеевич прилетел на запуск ракеты, пилотируемой Поповичем. Надо отметить, что Гагарин не заболел звездной болезнью -- он оставался таким же, как и прежде, простым человеком. Правда, выглядел очень уставшим: ведь не стоит забывать, что кроме бесконечных вояжей по странам и континентам, Гагарин был начальником Центра управления полетами, лично занимался подготовкой к полету в космос Валентины Терешковой… Нагрузка на него легла колоссальная. Он был нужен буквально всем и старался никого не обидеть, уважить каждого. В этой связи вспоминается мне такой случай. Во время очередного визита Гагарина на Байконур я получил от генерала Пахомова, начальника политотдела космодрома, задание -- взять у Гагарина интервью. Я пошел к Юрию Алексеевичу (он как раз отдыхал в своем гостиничном номере): мол, Юра, командование просит, чтобы ты сказал несколько теплых слов в адрес личного состава космодрома… «Я, -- говорю, -- даже заготовку написал, тебе останется ее лишь озвучить». Гагарин долго отнекивался, но как только я обмолвился о «заготовке», он возмутился: «Да что я, по-твоему, такой дурак, что двух слов связать не смогу… Пошли записывать твое интервью». Кстати, один из моих бывших сослуживцев недавно написал мне в письме, что то телеинтервью до сих пор хранится в Музее космодрома.
-- Борис Васильевич, версий гибели Гагарина существует немало, истинной же причины, похоже, не знает никто… Но я хотел бы задать вопрос несколько иначе: зачем Гагарину понадобилось садиться за штурвал испытываемого самолета? Что это -- ностальгия по безвозвратно ушедшим годам молодости или же злой рок, судьба?
-- Генерал Галлай -- близкий друг Королева, прославленный летчик-испытатель, сумел убедить Сергея Павловича, что каждый космонавт в ходе предполетной космической подготовки в обязательном порядке должен налетать на истребителях определенное количество часов. Была составлена «сетка» полетов, и Гагарину никаких поблажек не делалось. В тот раз нарушения правил полета были налицо: ведь с Гагариным должен был лететь инструктор. Как знать, возможно, если бы полетел инструктор, а не командир авиаполка Серегин, трагедии удалось бы избежать. Кстати, после гибели Гагарина летная подготовка космонавтов была признана совершенно ненужной, и ее отменили.
-- Вы хотите сказать, что Гагарин готовился к очередному полету в космос?
-- Совершенно верно. В тот момент он уже был чьим-то дублером, и до его полета на околоземную орбиту оставалось менее года…