Издавна эмблемой театра были две маски -- грустная и веселая, как олицетворение не только извечных театральных жанров -- комедии и трагедии, но разных сторон нашей жизни. На театре любят играть комедии, но много смешного происходит и во время серьезных спектаклей. Как правило, такие случаи и составляют основу знаменитых театральных баек. Актеры очень любят их рассказывать, а зрители -- слушать. Наверное, поэтому на встречах актеров со зрителями именно такие истории, как правило, идут «на ура».
Лесь Заднепровский:
-- Идет спектакль «Вiзит старої дами», в котором мы с Володей Нечипоренко играли двух гангстеров -- Тоби и Роби. Весь день где-то на озвучках проработали, приехали голодные. Выдалась в ходе спектакля пауза, и мы забежали в буфет, чтобы хоть по бутерброду съесть и кофе выпить. И вот, пока нам варят кофе, мы стоим, нервничаем, Володя включает внутреннюю трансляцию. И я сразу вижу, как он меняется в лице -- в громкоговорителе раздаются голоса двух слепых персонажей: «Ми не хочемо до Тобi! Ми не хочемо до Робi!», которых… я должен был вывести за шиворот на сцену. А это значит, что мы в этот момент должны быть на сцене! Стоим мы с Володей и не можем понять: как же они, «слепые», вышли? Мы выбегаем на сцену и видим картину: двое незрячих… взяли друг друга за уши и преспокойненько идут. Вот и представьте себе картину: два слепых и два гангстера с бутербродами.
Один из самых смешных случаев, произошедших в Театре русской драмы имени Л. Украинки, рассказал один из старейших актеров театра Евгений Балиев:
-- В спектакле «Горе от ума» оговорился молодой актер, игравший роль слуги. И роль, в общем, небольшая, и слов мало, но он, как в знаменитом театральном анекдоте, оговорился и вместо слов: «К вам полковник Скалозуб!», сказал: «К вам… покойник Скалозуб!» Зал замер, актеры -- в растерянности. Пауза. И тут актер, игравший Фамусова, произнес в ответ слова, придуманные просто на ходу:
«Покойников зачем нам принимать?
Ведь им в могиле надобно лежать.
Оговорился, верно, ты, мой друг,
Хотел сказать: полковник Скалозуб!»
Ответом на этот вынужденный экспромт стала сумасшедшая овация зрительного зала.
Алиса Фрейндлих:
-- К нам пришла на работу новая костюмерша, оказавшаяся моей большой поклонницей. Наверное, поэтому она с особым вниманием относилась именно к моим платьям -- все что-то подшивала, утюжила. А в одном спектакле у меня было два одинаковых платья, только в первом действии -- целое, а во втором -- точно такое же, но грязное и порванное. И вот представьте себе мое удивление, когда в антракте я надела платье, в котором должна была играть второе действие, и обнаружила, что оно не только выстирано, но и тщательно зашито! Я к костюмерше -- она говорит: «Я ваше платье в порядок привела. Надо же, думаю, такая знаменитая актриса, и некому платье зашить!»
Игорь Костолевский:
-- Самый интересный розыгрыш в моей жизни принадлежит моему однокурснику Саша Фатюшин (зрители помнят его по роли Гурина в картине «Москва слезам не верит»). В спектакле «Островитяне» мы с ним играли двух приятелей. По ходу действия он приходил ко мне в гости с бутылкой коньяка и килограммом крупных, красивых яблок. Коньяк, естественно, был простым чаем, а вот яблоки были настоящие, перед спектаклем их обычно покупали на рынке (на театре это называется «исходящий реквизит»). И вот в один прекрасный день Саше, очевидно, надоело смотреть, как я выбираю самое крупное яблоко и с удовольствием его съедаю, -- он-то в это время должен произносить текст! Вот он при помощи шприца и вколол мне в яблоко… одеколон «Шипр». Что со мной было на сцене, можете себе представить?! Но спектакль я все-таки доиграл!
Дмитрий Хворостовский:
-- Знаменитый дирижер Клемперен, выйдя однажды с дирижерской палочкой к оркестру, забыл… застегнуть брюки. И первая скрипка сказал ему: «Маэстро, у вас… » Он поблагодарил, повернулся спиной к оркестру, а лицом, соответственно, к зрительному залу и начал… застегивать брюки.
В «Севильском цирюльнике» исполнитель партии графа Альмавивы все время подшучивал надо мной. Однажды мне это надоело, и я решил подшутить сам. По ходу действия я приносил ему конверт, он его открывал, доставал письмо и читал его. Я положил ему в конверт фотографию голой женщины. Когда он эту фотографию достал, то просто остолбенел. Петь он не мог. А я с удовольствием за ним наблюдал.
Илья Ноябрев:
-- В Киевском русском драматическом театре имени Л. Украинки шел спектакль «Чайки на воде» -- об одесском подполье. Романов играл Котовского, а Юрий Лавров, отец Кирилла Лаврова, Смирнова-Ласточкина. Встречаются они на авансцене и знакомятся. «Котовский», -- должен сказать Романов, а Лавров: «Смирнов-Ласточкин». Выходят они на сцену, Романов протягивает руку и ни с того, ни с сего говорит: «Смирнов-Ласточкин». После паузы Лавров ему ответил: «А я тогда кто?» Но великий Романов с честью вышел из сложившейся ситуации. «Я спрашиваю, вы -- Смирнов-Ласточкин? -- грозно сказа он. -- Очень приятно, а я -- Котовский».
Во время спектакля в московском Театре сатиры на сцене в бункере Гитлера находилось несколько немецких офицеров, среди которых были Александр Каневский и Александр Ширвиндт. Зрители, присутствовавшие на этом спектакле, не поняли, почему, собственно, «немцы» на сцене вдруг начали сгибаться в три погибели от смеха. Оказалось, что подошедший к задней стенке декорации Михаил Державин тихо сказал: «Немцы, среди вас еврей!» Ну а поскольку почти все присутствовавшие в это время на сцене были евреями (по жизни), то удержать их от смеха уже не мог никто.