Не о такой судьбе для своего талантливого племянника мечтал известный украинский журналист-правозащитник Валерий Марченко
Виталию было тринадцать лет, когда, потеряв здоровье в лагерях, умер его дядя -- Валерий Марченко (»ФАКТЫ» о нем писали 1 июня 2001 года). Незадолго до смерти Валерий, услышав, как вдохновенно играет племянник на плохоньком инструменте Баха, Моцарта, Шопена, отдал ему свою зарплату сторожа -- 50 рублей! -- на покупку нового баяна. Быть может, думал тогда Валерий Марченко, что если не ему самому, так хоть племяннику доведется дожить до независимости и встретить праздник с музыкой…
Накануне 10-й годовщины Независимости Украины мы сидим с Виталием Марченко в скромной квартире, где он живет с матерью, и на коленях у него тот самый баян, первый вклад в который внес дядя. Хороший баян стоил в те времена пять тысяч рублей, и взнос Валерия можно было сравнить с одной ноткой в огромной партитуре, но именно с этой нотки и началась для Виталия Марченко серьезная музыка. Он держит инструмент так бережно, что у меня вырывается:
-- А если, не дай Бог, пожар, что бы вы спасали прежде всего?
-- Конечно, баян. И магнитофонные записи своей игры на нем.
-- Но у вас в комнате стоит еще и фортепиано, на котором вы тоже прекрасно играете. А говорите о баяне, хотя, на мой непросвещенный взгляд, это более примитивный инструмент.
-- Фортепиано я тоже люблю. Но баян -- инструмент с оркестровыми возможностями. Кнопки, меха -- это лишь внешние атрибуты, механика инструмента. А внутри у него душа -- сложный живой организм со своим прекрасным голосом. Только, простите, дилетанты считают баян примитивным инструментом -- для посиделок и свадеб. На самом же деле на нем исполняют сложнейшие фортепианные, скрипичные и органные произведения, написанные еще 200--300 лет назад, ведь на баяне можно играть сразу и за скрипку, и за весь оркестр!
Правда, когда много лет назад баян привезли в Россию солдаты царской армии, победители войны 1812 года, он был не совсем тем инструментом, который мы привыкли видеть сейчас. Наши мужики, способные, как известно, и блоху подковать, усовершенствовали его, приспособили к славянским рукам и к славянскому духу. Мне же возможности баяна открылись, когда я из своей музыкальной школы попал в студию при Киевской консерватории к гениальному учителю Ивану Адамовичу Яшкевичу (к сожалению, уже покойному). Своей игрой и своими транскрипциями лучших образцов музыкальной классики Иван Адамович доказал воистину безграничные возможности баяна. Ноты его транскрипций во многих странах мира изданы полностью, а Украине, где они создавались, к сожалению, лишь частично.
Вслед за учителем я тоже пытался делать транскрипции классических произведений для баяна. Одной из самых серьезных своих работ в этом плане считаю транскрипцию Трансцендентного этюда «Мазепа» Ференца Листа. Мне кажется, что баян даже более мощно передает героику и точнее -- звукоизобразительные моменты произведения: и удары плети, и завывания ветра, сквозь который летит гетман на своем коне. А вот он, раненый, бредит, вспоминая свою молодость… Говорят, сам Мазепа был неплохим поэтом и, мол, именно ему принадлежат слова известной старинной песни «Ой, горе тiй чайцi-небозi, що вивела дiток при битiй дорозi». Это же образ самой Украины!
-- Да, похоже. Вот только сейчас, похоже, этой «чайке» не до всяких там «трансцендентных этюдов», да и вообще не до музыки…
-- А я думаю, что именно сейчас музыка нужна людям, как глоток воды в пустыне. Еще в училище Глиэра нас приучали играть перед публикой на фестивалях, в концертных залах, а то и прямо на улице -- в парках и скверах. Кстати, в последних вокруг музыкантов сразу собиралась толпа слушателей. А однажды я играл перед неподготовленной публикой и люди попросили исполнить им «что-нибудь попроще». Но я не послушался и вышел к ним с «Пассакалией» Виктора Косенко из цикла «Одиннадцать фортепианных этюдов в форме старинных танцев», переложенной мною на язык баяна. Стал играть, будучи уверенным, что сейчас начнут ерзать, кашлять, уходить. А в зале воцарилась звенящая тишина, все произведение выслушали до последней ноты, и потом — шквал аплодисментов.
-- К сожалению, я не знакома с музыкой Косенко…
-- Его вообще мало знают в Украине, а ведь это наш украинский Рахманинов. Виктор Косенко умер в 1938-м году, сейчас ему исполнилось бы 105 лет. Он учился в Варшаве, в Петербурге. В Европе ему бы цены не было, у нас же пришлось и тапером быть в кинотеатре, и ездить зимой на открытой подводе на шахты -- «нести культуру в массы». На этих «выездах» Косенко простудился и обморозил руки, а для музыканта это трагедия. Слава Богу еще, что прожил всю жизнь на свободе. А вот родные моего учителя Ивана Адамовича Яшкевича, будучи эмигрантами в Америке, «купились» в тридцатые годы на призывы возвращаться на Родину, приехали в СССР и оказались в сталинском аду: сестру его сразу арестовали, а сам он с родителями ютился в московских подвалах, где простудился и ослеп…
В нашем разговоре наступила тягостная пауза. Мой собеседник тихо снял с плеч ремни баяна, поставил инструмент на придвинутый матерью стул и поднялся. Чтобы не задеть меня и ни на что не наткнуться по дороге, он привычно вытянул вперед руки и, словно нащупывая только им ощущаемый энергетический коридор, уверенно прошел от стола к огромному, во всю стену, стеллажу, где хранятся его книги и ноты -- написанные шрифтом для слепых.
Виталий Марченко принадлежит к той категории людей, которых называют незрячими от рождения. Его мир -- мир звуков. Голоса мира -- дождь и ветер, смех и плач, капель и ураган, брань или песню -- он слышит так, как не слышат зрячие. Может быть, поэтому они так хорошо понимали друг друга с незрячим профессором консерватории Иваном Яшкевичем, который много раз повторял своему ученику: «Мы должны уметь делать свое дело вдвое, вчетверо лучше других, иначе нам не пробиться».
И Виталий Марченко научился делать свое дело лучше многих зрячих. Еще в пору студенчества в консерватории он занимал призовые места на конкурсах молодых исполнителей в Москве, в Чехословакии. В фонотеке украинского радио есть много фондовых, то есть долгохранимых, записей шедевров мировой классики в его исполнении. После окончания с отличием консерватории Виталий закончил еще и аспирантуру, где написал готовую к защите кандидатской диссертацию, которую намерен защитить, как только представится такая возможность.
Впрочем, боюсь, что возможность такая представится Виталию Марченко еще очень не скоро. Так уж выходит, что при наличии знаний, таланта, мастерства, терпения и работоспособности свободного места, хотя бы самого скромного, в столичном музыкальном мире для незрячего музыканта сегодня нет. Как, впрочем, и для многих его зрячих коллег. Консерватория, увы, не может как прежде, распределять своих выпускников по рабочим местам, где им платили бы зарплату. Поэтому самые пробивные продаются за границу, а оставшиеся «дома» наигрывают мелодии популярных песен в подземных переходах -- под унылый шорох шагов прохожих да редкий звон монет, падающих в пустые футляры от инструментов, приспособленные для сбора милостыни…
Просить милостыню Виталий Марченко не может, а работать его никуда не берут. Все места, где он мог бы проявить себя, заняты. Правда, служба трудоустройства однажды направила его на работу в один из райцентров на Киевщине -- там с усердием и старанием отработал он пару месяцев в местном театре, но получил аж 50 (!) гривен и виноватое признание, что следующая оплата будет неизвестно когда.
Помощь семье Виталия пришла лишь от уполномоченного Верховной Радой по правам человека в Украине Нины Карпачевой. Узнав о проблемах незрячего музыканта, она обратилась к тогдашнему министру культуры Богдану Ступке с просьбой помочь прекрасному музыканту Виталию Марченко. Богдан Сильвестрович взялся было решать «вопрос», да вскоре… перестал быть министром. Богуцкий, Пришедший на это место Александр Богуцкий уже помогал Виталию, когда висела на волоске его учеба в ассистентуре. Хочется верить, что как министр культуры, он поможет талантливому человеку получить-таки работу по специальности.
Пока же, понимая, что трудоустройство музыканта дело не быстрое, а хлеб насущный необходим каждый день, Нина Карпачева устроила на работу в свое ведомство маму Виталия. Задолго до прихода сотрудников Лариса Петровна моет полы, окна, двери, а потом торопится домой, чтобы сопровождать сына -- на радио или очередной благотворительный концерт…