В случае невыполнения своих условий заключенные исправительной колонии, захватившие в плен конвоиров, грозились их зарезать
Не так-то просто решиться зайти в дом, куда полчаса назад привезли раненого мальчишку-охранника, 60 часов провалявшегося на грязном полу заложником у взбунтовавшихся зэков (»ФАКТЫ» подробно освещали драму, разыгравшуюся в Дарьевской исправительной колонии на Херсонщине, где шестеро заключенных, отбывающих наказания за тяжкие преступления, взяли в плен своих конвоиров). И все же, отважившись на эту невольную дерзость, позволительную в подобной ситуации разве что врачу, жму кнопку звонка квартиры семьи Сыропятовых в окраинной городской многоэтажке. «Нет-нет, -- останавливает меня Галина Васильевна, Сашина мама. -- Я сама еще с сыном не наговорилась».
С большим трудом удается выпросить пятиминутное свидание с прапорщиком, чьим освобождением трое суток, не смыкая глаз, занимались сотни людей. И вот в кухоньку входит, держась за бок, невысокий щуплый 23-летний паренек с огромным синяком под левым глазом.
-- Бандиты разукрасили? -- сочувственно спрашиваю.
-- Нет, от своих досталось, когда штурм начался, -- улыбается Саша. -- Просто спецназовцы не знали, кто есть кто: ведь зэки могли переодеться в нашу форму. К тому же там темно было…
Во вторник, 30 января, уходя на работу, Саня убрал в квартире. Будто знал, что в ближайшие четыре дня маме будет не до уборки… И буквально сразу же в их дом вошло горе. По всем телеканалам появилось сообщение, что группа бандитов, возглавляемая 45-летним чеченцем Руслумбеком Колаевым, в обмен на освобождение заложников требует встречи с полномочным представителем Ичкерии в Украине (такого, кстати, не существует), одним из полевых чеченских командиров и муфтием Чечни. В случае невыполнения этих требований зэки грозились зарезать заложников.
-- Сначала в форточку выбросим их пальцы, потом уши, потом головы, -- шантажировал администрацию колонии Колаев.
-- А началось все с того, -- вспоминает Александр Сыропятов, -- что, заступив на смену, мы принялись выводить заключенных из промзоны на бараки. В этот момент сообщили, что у админздания промзоны что-то произошло. Мы отправились туда вчетвером: начальник смены, двое офицеров и я.
Саша и его коллеги не подозревали, что это ловушка. Причем тщательно спланированная. Пырнув Сыропятова ножом в живот, заключенные втянули его в здание. Двум офицерам удалось отбиться и убежать. Не составило бы труда сделать это и крепкому плечистому Ткачуку, но позже он скажет: «Как я мог оставить раненого Саню? Это ведь мой подчиненный!» Вот и вышло, что в заложниках остались двое. Рана у Сыропятова оказалась касательной, но глубокой: финку задержало ребро, иначе стражник не дожил бы до утра.
-- Когда из колонии примчались ребята и стали уговаривать меня поехать в зону поговорить с сыном, если главарь позволит, я отказалась, -- прячет слезы Галина Васильевна. -- Ужас перед угрозой утраты буквально парализовал меня. Знала: не выдержу, расплачусь, еще больше его расстрою. Потом, правда, корила себя: а вдруг… Тогда ведь не прощу себе этого. Но эти мысли гнала.
Сын с детства мечтал стать военным. Классная руководительница до сих пор называет его полковником, хотя в военное училище ее любимцу поступить не удалось. После армии Саша окончил курсы прапорщиков и уже полтора года работает младшим инспектором службы охраны в колонии. Бывало, оденет защитную форму и к зеркалу: мол, чем не полковник? И вот тебе на: война без войны.
-- Позвонил мой старенький отец, интересуется: «По телевизору все про зону говорят. А что наш Саша рассказывает?» -- продолжает свое горестное повествование Сашина мама. -- А я молчу. Долго так молчу. Тогда он мне: «Сейчас, дочка, я сяду». И все. И гудки…
Своим дружкам Колаев представлялся полковником чеченской армии, утверждая, что принимал участие в первой военной кампании. Позже журналистам сообщили: это косвенно подтверждается следом огнестрельного ранения на его руке. А вот на запрос украинских правоохранителей их российские коллеги ответили, что в 1979 и 1986 годах Колаев был осужден за хулиганство и воровство, в последний раз освободился в 1989 году. 15 сентября 1998 года Руслумбек вновь был взят под стражу, но уже в Украине, и за убийство фермера приговорен Каланчакским райсудом (Херсонская область) к 10 годам лишения свободы. В Дарьевской колонии он находился с мая прошлого года. Здесь и пришла рецидивисту идея завербовать на войну заключенных. Одного цыгана, трех украинцев и одного русского он соблазнил перспективой с помощью чеченских боевиков выбраться из колонии и отправиться с оружием сражаться за свободу его родины. Колаеву удалось убедить дружков в том, что администрация колонии в обмен на заложников под давлением авторитетных в мусульманском мире людей предоставит им самолет. 34-летний Александр Вереш и 30-летний Виталий Дядьков (первый осужден за вымогательство к 7 годам лишения свободы, а второй за кражи -- к 13) за свою доверчивость заплатили жизнью. Пытаясь образумить авантюристов, администрация прибегла к помощи их близких, но на призыв приехать откликнулись только брат и сестра Шевчука. Они появились в Дарьевке 31 января около полуночи и два часа умоляли брата отречься от глупой затеи, но услышали упрямое: «Я пойду до конца». Родственники Дядькова и Вологжанина от свидания отказались.
Колаев же не уставал повторять, что он никого, кроме заложников, насильно не держит и тех, кто хочет уйти, согласен выпустить. Между тем одному из заговорщиков удалось выбросить из форточки записку такого содержания: «Не тратьте время на уговоры. Мы и сами рады прекратить заваруху, но боимся чечена».
Трое мусульманских священников поочередно вели переговоры с Колаевым. Муфтия Украины побеспокоили среди ночи, и он тут же выехал из Киева в Херсон. Четыре часа на чеченском языке разговаривал с главарем террористов муфтий, прежде чем сделал вывод: урезонить этого крайне агрессивного человека невозможно. К такому же заключению пришла и эксперт-психолог, работавшая с бандитами по телефону. Рискуя жизнью (шестеро преступников были вооружены самопалами и самодельным взрывным устройством, которое впоследствии якобы оказалось муляжем), под забаррикадированную дверь, к окошкам, за которыми скрывались организаторы теракта, поочередно подходили прокурор области, сотрудник Генпрокуратуры, начальник регионального управления СБУ, но в ответ на призывы отказаться от задуманного все резче и нетерпеливей звучало: «Вы тянете время, мы начнем расправляться с заложниками».
Штабу, который возглавил исполняющий обязанности председателя Госдепартамента Украины по вопросам исполнения наказаний генерал-лейтенант Александр Пташинский, ничего не оставалось, как перейти к спецоперации.
На зоне контролеры не носят оружия. Захватив Сыропятова и Ткачука, заговорщики надели на них отобранные у стражников наручники. «С этой минуты вы -- наш живой щит», -- сообщили конвоирам. А о щите следует заботиться. Колаев разрешил передать для раненого медикаменты. К спущенной со второго этажа веревке коллеги сержанта и прапорщика привязали аптечку, Виктор обработал Санькину рану, сделал перевязку, позже он начал колоть ему димедрол и анальгин.
-- Откуда такие способности? -- поинтересовалась я у Ткачука, когда он оказался на свободе.
-- Приходилось часто нести службу в хирургическом отделении больницы колонии, присматривался. Вот и пригодилось, -- улыбается.
Людмила Александровна, Витина мама, которая живет в селе, расскажет позже, что ветврача к животным никогда не вызывала -- сын-самоучка лечил их сам.
Родные Ткачука -- мама, жена Оксана, сын Вовка, девяти лет, и десятилетняя дочь Таня -- хоть и живут в соседнем с Дарьевкой Ингульце, двое суток о ЧП в колонии ничего не знали.
-- Сына нет -- ну мы думаем, что остался вместо кого-то еще на одну смену. Так бывает после того, как стали их там сокращать, -- сокрушается Людмила Александровна. -- Да еще так вышло, что, только он уехал, нам свет за неуплату отрезали, хотя у нас долга всего ничего. Так что телевизор молчит. Село, конечно, во всю судачит -- тут многие на зоне работают, но все думали, что мы в курсе. Когда прибегает внучка в слезах: «Бабушка, дети дразнятся, что папу в заложники взяли. Это ведь неправда?!» Я тоже подумала, что кто-то неудачно пошутил, а оказалось… Целую ночь у иконы простояла, просила Господа, чтобы там над ним не сильно издевались, чтобы не мучили. Не зря я восемь лет уговаривала бросить эту работу! Чуяло мое сердце! За 200 гривен жизнью рисковать? А он мне: куда же идти? Но ведь люди где-то находят! Но кто нас, стариков, теперь слушает…
-- Нет, бандиты не издевались, -- рассказывает раненый Саша. -- Меня сразу бросили на пол в угол самой дальней из трех комнат. Там было темно. Я часто терял сознание, а когда приходил в себя, видел над собой склоненную голову Виктора. Просил воды, а он не разрешал пить. Вдруг рана проникающая? Потом решили проверить -- на вторые сутки дали мне корочку хлеба. Хуже не стало. Начал понемногу пить, постепенно и кушать. Но какой там аппетит, когда неосторожно сказанное слово может стоить жизнь?! Хотя кашу нам на веревке поднимали. Сами заговорщики опасались есть то, что с кухни передавалось, -- требовали консервы только в металлических запаянных банках. И нам, бывало, предлагали бутерброды. С Вити наручники на ночь снимали, а днем его приковывали к трубе. Я же без помощи товарища даже подняться не мог, поэтому меня опасались меньше.
Ребята не надеялись выбраться живыми из передряги. Думали, как будут умирать. Говорят, Ткачук просил убить его не ножом, а из самопала. «Если будешь себя нормально вести», -- обещал Колаев.
Назначенный на вечер 1 февраля штурм отложили. Не знаю почему. У членов штаба, руководившего спецоперацией, в такой напряженный момент общаться с журналистами желания не было.
-- Мы никак не ожидали, что все решат силой, -- утверждают заложники. -- Ведь Колаев предупредил: его взрывное устройство такой силы, что вместе с ними взлетят на воздух и те, кто будет штурмовать здание. Кто же станет рисковать людьми?
Заговорщики постоянно были начеку, четыре человека вели наблюдение, сдавая вахту друг другу, любой шорох их настораживал.
-- Домик, где засели террористы, расположен в самом центре колонии, -- объяснял потом на пресс-конференции прокурор Херсонской области Николай Банчук, -- в которой находится почти 3000 заключенных. Нагнетать ситуацию дальше становилось просто опасно. Кроме того, мы не могли допустить расправы над контролерами, поэтому было принято решение штурмовать здание.
… Стену взорвали гранатой.
-- Я очнулся от взрыва и увидел, что меня кто-то тащит за ноги, -- вспоминает Саша. -- Ну вот и конец, подумал. Вокруг стрельба, дым…
Те из террористов, кто не стал оказывать сопротивления, были ранены. Колаев, Вереш и Дядьков были убиты: они рьяно отстреливались. Так и не ясно, был ли главарь убит или же покончил с собой. Руководившие операцией захвата, которую блестяще провели силами спецподразделений департамента исполнения наказаний, утверждают: она была такой молниеносной, что Колаев просто не успел бы этого сделать. С другой стороны, мама Ткачука рассказывает, то бандиты облили ее сына бензином и подожгли. Нашли ведь время. Впрочем, на эти и другие вопросы ответит следствие. Областная прокуратура возбудила уголовное дело, в рамках которого уже изучаются все обстоятельства происшедшего. Следствие и суд определят также судьбу оставшихся в живых террористов.
… Досталось при освобождении и сержанту Ткачуку: он горел, получил дубинкой по голове, был оглушен взрывом, из-за чего теперь плохо слышит и очень громко разговаривает. Мне даже показалось, что в этой драматичной ситуации лишними, а значит и горькими, должно быть, стали синяки от своих.
-- Что вы! Это пустяки! -- смеется он. -- Тут до сих пор не могу поверить, что остался жив. Не иначе как в рубашке родился. Кстати, теперь у меня целых три дня рождения. Четыре года назад в такой же зимний день спешил на работу и решил сократить путь. Переходил речку Ингулец и провалился под лед. Минут двадцать барахтался, пока меня не заметил дежурный с вышки. Вытащили.
Когда жена Виктора Ткачука Оксана утром доила корову, раздался взрыв и отчетливо послышались отдаленные выстрелы. Они могли в равной степени означать и близкую встречу, и долгую разлуку. «Нет, не может быть. Нет!» -- не известно кого заклинала женщина.
Через пару часов муж в самом деле пришел. И все они радостно бросились ему навстречу, отталкивая друг друга, чтобы первыми обнять его. Только пожилая женщина стояла в сторонке и плакала.
-- Сын ведь у меня совсем не пьет, а тут смотрю -- держит в руке бутылку шампанского, -- вспоминает Витина мама. -- А он улыбается виновато: «В ларьке в долг взял».
Им действительно было что праздновать…