Зато их голоса помнит десятилетиями. А судьбы тем более
Обвиняли Николая ни много ни мало в том, что он был соучастником убийства. Но адвокат Анатолий Маляр выиграл дело -- обвинение с его подзащитного сняли, и из зала суда тот вышел на свободу. А недавно Анатолий Адамович узнал, что парень стал студентом одного из столичных вузов.
Доказывать невиновность подзащитного было чрезвычайно трудно. Николай связался с мошенниками, которые выискивали спившихся одиноких людей и завладевали их жильем. Николаю было велено напоить «клиента» и помочь отвезти его в село, где для него якобы купили «хибарку». Парню и в голову не могло прийти, что хозяина квартиры будут убивать…
«Как мне хотелось, -- говорит адвокат, -- взглянуть Николаю в глаза». Но сделать этого Анатолий Адамович не мог: он -- незрячий…
Зрение Анатолий Маляр потерял в 1943-м -- когда мальчишкой попал под вражеский обстрел. Между ним и окружающим миром вмиг выросла стена. Но он не сломался. Как и многие дети войны, учился в школе для слепых. Затем поступил на юрфак в столичный университет, который закончил с отличием. Адвокатскую же деятельность начал в маленьком поселке городского типа Дымере. Вот и все, что Анатолий Адамович сообщил о себе при знакомстве. Зато о своей адвокатской практике готов рассказывать часами и даже предложил мне совершить «профэкскурию».
Вместе с Анатолием Адамовичем я иду на встречу к его новому подопечному. 20-летний Максим обвиняется в совершении кражи. Собираясь к нему в следственный изолятор, адвокат Маляр бросает в карман горсть конфет. Так поступил бы любящий дедушка, спешащий на встречу с внуком. Но у Максима (по этическим соображениям имя изменено. -- Авт. ) -- ни деда, ни отца. Может быть, потому парень и общается с адвокатом так охотно: рассказывает о любимой девушке, дворовой компании, о своих увлечениях… Наблюдая за Максимом, ловлю себя на мысли, что повстречайся ему такой «Адамыч» раньше, возможно, и не пошел бы он воровать. Когда же время, отведенное на общение с адвокатом, заканчивается, Максим «отпускает» Анатолия Адамовича весьма неохотно.
Из следственного изолятора Анатолий Маляр торопится в юридическую консультацию общества слепых, где он по совместительству работает юрисконсультом. Под дверью кабинета его уже ожидают с десяток посетителей. Татьяна Григорьевна, жена Анатолия Адамовича и уже 30 лет его бессменный секретарь, меня угощает кофе, а супругу докладывает о первом посетителе. Адвокат внимательно выслушивает вошедшего и начинает с ним работать: «Я вам буду диктовать ходатайство, а вы записывайте», -- говорит он клиенту. Молодой мужчина берет ручку, но вид у него настолько растерянный, будто не адвокат Маляр, а он сам незрячий. Анатолий же Адамович откидывается на спинку стула и, не пользуясь никакими «шпаргалками», начинает одну за другой извлекать из памяти статьи Гражданского кодекса.
-- Видите: использую труд клиентов! -- обращается он ко мне. -- А когда начинал, нанимал секретарей -- благо, что пенсия по инвалидности позволяла это делать. Иначе и не знаю, как справился бы.
-- А первое свое дело помните?
-- Почти все помню, но некоторые случаи особенно врезались в память. Например, у одного из первых моих дел был такой сюжет, что хоть фильм снимай. Обратилась ко мне немолодая женщина: мол, невестка так поколачивает, что когда-нибудь наверняка убьет. Я ей помог составить штук десять жалоб в разные инстанции -- в милицию, прокуратуру, сельсовет… А через несколько месяцев обращается ко мне за адвокатской помощью мужчина: мол, защитите дочь, ее обвиняют в убийстве свекрови. Стал я вникать в суть дела, и вдруг -- батюшки (!): обнаруживаю, что его дочь и есть невестка той самой пожилой женщины, с которой мы составляли жалобы. Из этических соображений я отказался вести защиту, а вскоре была доказана виновность моей несостоявшейся подзащитной. Ее муж долго не мог поверить в то, что «половина» способна на зверство. А когда убедился, подал на развод. Признаюсь вам: я, тогда еще совсем неопытный, даже в зале суда побаивался этой «невестки», голос которой, по-мужски прокуренный, выдавал ее жесткий характер.
С тех пор Анатолий Адамович провел множество резонансных дел. В семидесятые был назначен защитником… заместителя прокурора Киева (!). Коллега-юрист обвинялся в организации кражи товара из Белоцерковского универмага на сумму 14 000 рублей.
-- Впрочем, это для него была не сумма. На его счету, -- вспоминает мой собеседник, -- была не одна многотысячная взятка. А заинтересовались заместителем прокурора столицы, когда почти 200-томное дело о квартирных взятках, следствие по которому он курировал, вдруг «умерло». По неофициальным данным, обвиняемые откупились за 20 000 рублей. Доказать это не удалось, но Бог шельму метит -- вскоре юрист попался на краже вещественных доказательств: уж больно приглянулись ему конфискованные у подследственного хрустальные рюмки! Подвела слабость к хорошим вещам. Он, кстати, сохранил ее, даже оказавшись за решеткой. В добротной импортной рубашке, надушенный дорогим одеколоном, в камере он чувствовал себя не менее уверенно, чем в кресле зампрокурора.
-- Анатолий Адамович, -- не сдерживаю я любопытства, -- вы ведь не видели своего подзащитного, откуда же знаете, в какую рубаху он был одет?
-- А я всегда этим интересуюсь. Срабатывает профессиональный интерес, ведь внешность -- зеркало характера. Зампрокурора был редким аккуратистом в одежде, и так же «аккуратно» вершил он противоправные делишки. Настолько ловко путал следы, что его дело отправлялось на доследование едва ли не десяток раз!
Не менее интересным в начале 80-х было дело заведующего приемной отдела помилований Верховного Совета УССР. Анатолий Маляр выступал адвокатом сообщницы заведующего, которая находила «клиентов», хлопотавших о помиловании для своих близких, и поставляла их «патрону».
-- Каждый год помилования «по прейскуранту» стоил 1000 рублей, рассказывает Анатолий Адамович. -- Сбой в незаконном бизнесе как раз и произошел по вине моей подзащитной. Собрав с «клиентов» 30 тысяч рублей, женщина отложила их дела в долгий ящик, а деньги пустила на свои расходы. Заказчики же, заподозрив, что их, как говорится, нагрели, стали угрожать мошеннице убийством. А поскольку денежек уже не было, ей ничего не оставалось, как самой на себя заявить в прокуратуру: лучше же тюрьма, чем смерть…
Какое бы дело Анатолий Адамович ни вспоминал, в его рассказе неизменно фигурировали звуки и запахи… У меня даже сложилось ощущение, что эти «живые» детали говорили ему о подзащитных больше, чем страницы уголовных дел. Но так только казалось. Все свои дела он помнил в мельчайших подробностях, как и статьи законов.
-- Вижу, вы почти назубок знаете Уголовный кодекс. Но слышала, что в него вносятся поправки, многое изменяется…
-- Даже не знаю, смогу ли освоить новый материал, -- вздыхает Анатолий Адамович. -- 39 лет проработал по одному кодексу, и на тебе!
Но уже через минуту преображается:
-- Нет, конечно же, все освою -- иначе и быть не может!