Сорок лет назад известный сатирик написал свое первое произведение
В январе Семен Альтов отмечает сразу две даты: день рождения (Семену Теодоровичу исполняется 67 лет) и 40-летие творческой деятельности. И если детство оставило у Альтова самые разнообразные и неоднозначные воспоминания (по утверждению писателя, в эвакуации в Свердловске колыбель ему заменял таз для стирки белья, а соску — хвост от селедки), то в творчестве все у него сложилось весьма благополучно.
— Хорошо помню свой первый выход на сцену, — с улыбкой вспоминает Семен Теодорович. — Артисты уже потихоньку какие-то мои произведения исполняли, и вдруг оказалось, что я могу читать их сам, да еще и получать за это деньги. Мишин, Биллевич и я тут же рванули в Театр эстрады и записались в очередь. А потом зашли в зрительный зал, где как раз шел концерт. Нам хотелось посмотреть, как другие выступают. Дальше произошла классическая история: выяснилось, что кто-то из артистов не пришел, поэтому нам предложили выйти на сцену и показать себя.
— Оказались в нужное время в нужном месте?
— Но, увы, не в нужном виде. Я был в джинсах, а в то время на сцену в них выходить запрещалось. Кто-то из присутствующих великодушно предложил мне свой костюм, но он оказался на два размера больше, чем нужно. В результате, стоя на сцене, я локтем все время поддерживал спадающие с меня брюки. Один из членов комиссии, которая должна была решать, выпускать нас на сцену или нет, решил, что это… своеобразный актерский ход: дескать, я не только читаю, но еще и немного играю. Концертная ставка тогда была шесть с половиной рублей, а мне дали девять с половиной, по тем временам вполне приличные деньги. Так на спущенных штанах, можно сказать, на ровном месте, я заработал целых три рубля.
— Больше во время выступлений накладок у вас не случалось?
— Да сколько угодно! Долгое время у нас с Сашей Розенбаумом был один концерт на двоих. Розенбаум в то время уже считался известным исполнителем, я же демонстрировал себя на его фоне, поэтому выступал в первом отделении, а он — во втором. Как-то Саше нужно было успеть еще на одно выступление, и он попросил меня выйти на сцену во втором отделении. Розенбаум спел все, что ему полагалось, и ушел. Ведущая, с которой мы работали, в тот вечер была немного под хмельком. Увидев, что Розенбаум уходит, она решила, что закончилось второе отделение и быстренько попрощалась со зрителями: «Концерт окончен». Когда же поняла, что произошло, хмель с нее как ветром сдуло. Надо было видеть, как она, бедная, бегает по фойе и зазывает зрителей обратно.
— У вас есть одна, как сейчас говорят, фирменная фишка. Смешные вещи вы читаете с каменным, мрачным выражением лица.
— А вы представляете себе картину, когда все происходит наоборот: я, читая, хохочу, а люди в зале сидят со скучными лицами? Вот это была бы настоящая трагедия! Такой уж у меня имидж. Другое дело, что иногда я не выдерживаю и улыбаюсь вместе со всеми.
— Получается очень симпатично.
— Я долгое время с этим боролся, мне казалось, что улыбаться на концерте неправильно. Меня переубедил Михаил Жванецкий, сказавший: «Когда на «надгробии» твоего лица вдруг появляется улыбка, это потрясающий трюк». Хотя специально я этого никогда не делаю. На общий хохот в зале практически не реагирую, но иногда чей-то одиночный смех — неважно, мужской или женский — вдруг заводит, и я улыбаюсь.
— Вы были участником самой популярной в советское время юмористической программы «Вокруг смеха».
— В то время и дети могли запомнить лица, появлявшиеся на экране. Телеканал был один, юмористическая программа на нем выходила всего лишь раз в месяц — неудивительно, что ее ждали. Даже человек, который выкатывал на сцену рояль, автоматически становился известным. Сегодня же знаменитостей появилось такое количество, что когда мне показывают обложку журнала с очередной звездой, моя голова просто отказывается ее запоминать. Думаю, такие же проблемы возникают и у других людей, ведь у человеческой памяти есть пределы. Правда, говорят, что она имеет возможность расширяться, но, по-моему, это происходит за счет уменьшения мозгов. Чтобы вместить новое, надо что-то потерять. Так что, появляясь на экране раз в полгода, я действительно засветился на всю страну благодаря программе «Вокруг смеха».
— Почему ведущим программы сделали именно поэта-пародиста Александра Иванова, чей 75-летний юбилей (правда, не очень широко) отмечали недавно СМИ?
— Кандидатура ведущего была невероятно важна, потому что в так называемом юмористическом цехе практически не было представителей коренной для страны национальности — русской. Совещания по этому поводу шли очень долго. Помню, как к нам в Питер приезжали юмористы из Москвы и чуть ли не на конспиративной квартире обсуждали, кому же все-таки доверить эту ответственную миссию. Все сложилось очень удачно — и внешне, и языково, и даже по фамилии Александр Александрович идеально вписывался в образ ведущего программы на Центральном телевидении. Правда, нашлись злые языки, утверждавшие, что и Иванов не имеет к русским никакого отношения, но этим людям только дай волю… В результате выбор все-таки пал на Иванова.
— На ваш взгляд, он был удачен?
— Необыкновенно! Александр Александрович владел редким даром — ироничным стихосложением вкупе с замечательной подачей: невозмутимостью, четкостью и чеканностью строк. Прибавьте к этому хороший русский язык, которым сейчас мало кто владеет, да еще приправленный иронией. Получалось очень смешно. Стоило Иванову произнести две строки произведения, которое он избрал для пародии, как тут же следовала зрительская реакция, потому что ведущий брал очевидный бред и делал его еще более бредовым — доводил до абсурда. Александр Александрович был популярен и как ведущий, и как пародист. А потом вдруг ударился в политику.
— Как вы думаете почему?
— В то время велик был соблазн поверить, что твое участие может что-то исправить или изменить в жизни. Иванов совершенно искренне полез в политические дела, не понимая, что это совсем другой жанр, в котором тоже есть свои таланты. Далеко не каждый может во всем этом крутиться — тут нужен отдельный дар. Мне кажется, Иванов потому и заболел. Понемногу начал сгорать, поскольку занимался явно не своим делом.
— В личной жизни Александр Александрович был счастлив?
— У него была совершенно очаровательная супруга — балерина Ольга Заботкина, которую зрители старшего поколения помнят по роли Кати Татариновой в фильме «Два капитана». Красавица, умница, с потрясающим чувством юмора. Внешне это был немного странный союз, но, видимо, они были нужны друг другу. Детей у них, к сожалению, не было. Уход Иванова предопределил и смерть супруги — Ольга пережила Иванова всего на пять лет…
— У вас никогда не было желания попытать счастья в политике?
— Представьте себе, один раз — по глупости — чуть было не стал депутатом. Я же наивный человек: попросили, вот и выставил свою кандидатуру. Баллотировался по одному из районов. Мне, как сводки с фронта, все время сообщали данные: рыбаки — за тебя, моряки — за тебя. Жена ужасалась: «Сеня, если ты туда войдешь, все — семья кончится!» Но потом я откатился с первого места на второе и, слава Богу, не прошел. Затем было Муниципальное собрание. Глава администрации меня попросил: «Семен, там идут какие-то темные люди. Чтобы их не было, давай ты!» Я прошел, их «выбил». Но на улице стали подходить старушки: «У нас унитаз течет, лифт не работает!» Для этих людей все очень серьезно, их проблемы надо было решать. И я взвыл! Ходил по улице, прикрывая лицо. День, когда кончились мои полномочия в Муниципальном собрании, был для меня одним из самых счастливых в жизни. Ну не мое это! Единственное, что я могу делать, — садиться и писать, складывать буквы в слова. И оказывается, что кому-то это нужно.
— Можете назвать себя обеспеченным человеком?
— Какие-то деньги я, конечно, зарабатываю, но, увы, мои доходы очень далеки от того, что хотелось бы видеть. Получишь за выступление двести долларов в рублях и кажется, что у тебя в руках куча денег и можешь купить весь мир. Но длится это приятное ощущение до первого попавшегося магазина. Только зашел и что-то увидел, все — уходи, уноси ноги. А если работающая там девушка еще на тебя посмотрит! Она даже к тебе не подойдет, издалека видит, что ты неперспективный покупатель. Поэтому я иду в книжный магазин, где могу купить все, но… не покупаю ничего — у меня все есть. Постою, посмотрю, полистаю. Может быть, для внуков книжку приобрету. Вот, собственно, и все, что могу себе позволить.
— Нам обещают новую волну экономического кризиса. Как относитесь к таким пессимистичным прогнозам?
— По-моему, это говорит о том, что наконец-то сбылась наша мечта. Америка и Европа в заднице. Мы — там же. Вот и догнали развитые страны.
— В каждой шутке есть доля шутки?
— Я вам так скажу: в каждой шутке чего только нет.