Сегодня исполняется 105 лет со дня рождения инициатора массового колхозного движения в СССР за сбор рекордных урожаев сахарной свеклы
При смене исторических формаций всегда низвергают былых кумиров. Надо сказать, часто заслуженно. На советском Олимпе действительно хватало дутых авторитетов, которые вне линии партии или идеологического контекста, оставшись без поддержки очередного вождя, в обычной жизни оказывались посредственностями. Есть и другие — например, ударница-свекловод Мария Демченко. Ее, в отличие от вождей, никто и не собирался низвергать. О ней… просто забыли.
В 1747 году немецкий химик Маркграф выделил из свеклы (и то, говорят, только любопытства ради) белое кристаллическое вещество. А когда попробовал на вкус, оно оказалось сладким, как сахар, добытый из тростника. Немало удивленный этим, ученый поспешил поделиться своей находкой с ближайшими коллегами и учениками. Все они, в прямом смысле слова, насладились открытием. Однако только в 1802 году немцы построили примитивную сахароварню, производившую… ведро сахара в день.
Во времена правления Наполеона ввиду прекращения поставок тростникового сахара из Азии спешно начали строить несколько сахарных заводов, одновременно усиленно занимаясь выращиванием свеклы. Россия, разгромив наполеоновские войска, в качестве одного из трофеев взяла на вооружение технологию, принесшую ей славу сахаропроизводящей державы — в 1830 году в стране было уже 20 сахарных заводов.
В первый сахарный синдикат, образованный в 1887 году, вошли 117 свеклосахарных заводов, большинство из которых находилось в Украине. Половина принадлежала дворянам, князьям и графам: Бобринским, Браницким, Потоцким… Остальные заводы построили «новые предприниматели» — братья Терещенко, Бродский, Харитоненко. Много лет спустя, в 1912 году, на Съезде уполномоченных дворянских обществ о них говорили так: «Мы видим сахарозаводчиков, которые попали в дворянство из крестьян. Мы знали их отцов и дедов, которые были пахарями и пастухами, а в настоящее время их дети уже потомственные дворяне и вместе с тем в чинах генеральских».
Традиция жива — наша властная элита, конечно, не пахари и пастухи, но в большинстве своем — «от земли», имеет свой бизнес и одновременно министерские, генеральские или парламентские чины. Есть и сахарозаводчики — куда же без них!
В фильме Михаила Ромма «Ленин в 1918 году» вождь мирового пролетариата и Дзержинский пьют морковный чай, как тогда говорили, «вприглядку», то есть не кладя сахар в стакан, а поглядывая на него во время чаепития. Жизнь без сахара продолжалась вплоть до времени НЭПа — именно тогда заключили контракты на импорт тростникового сахара, и потребность в сладком продукте была почти удовлетворена. Слаще жить не стало и после завершения первого пятилетнего плана развития народного хозяйства, который, хоть и превратил СССР из страны, ввозящей оборудование, в страну, его производящую, но проблемы обеспечения продовольствием не решил.
Все потому, что главным и очевидным камнем преткновения для большевиков было сельское хозяйство. План в этом случае зависел «от дождика», сам выбор для планирования именно пятилетнего срока оправдывался тем, что за этот период плохие и хорошие урожаи, чередуясь, уравновесят друг друга — и расчеты, сделанные на основании усредненных цифр, будут справедливыми. Правда, еще большим препятствием, чем дождик, оказывалось непредсказуемое поведение крестьян, в большинстве своем постоянно голодных. Отдавая дань памяти жертвам Голодомора, напомню о жизни крестьян впроголодь и при царе — в период с 1851 по 1911 годы сорок лет были неурожайными и голодными! По официальной статистике тех лет и зарубежным источникам, в 1900—1903 годы в России от голода погибло более трех миллионов человек, в 1911 году, при правительстве Столыпина, — почти два миллиона. А чего стоит указ Николая II, само название которого говорит о беспомощности царского правительства: «О приготовлении хлеба из барды и соломенной муки, как могущих заменить употребление ржаного хлеба».
Можно много спорить об аграрной реформе Столыпина, хозяйственности кулаков или вреде колхозов. Однако коллективизация пропагандировалась и насаждалась большевиками как форма «спасения» основной массы крестьянства от элементарного многолетнего недоедания, от опухания в неурожайные годы, нескончаемых болезней, высокой смертности, снижения рождаемости, в общем, всего того, что несет голод. Но наряду с созданием колхозов на селе нужны были такие понятные и простые формы возбуждения интереса к результатам труда на земле, как социалистическое соревнование, стахановское движение.
На II Всесоюзном съезде колхозников-ударников в феврале 1935 года Мария Демченко из колхоза «Коминтерн» села Староселье (тогда Киевской, а ныне Черкасской области), звено которой в 1934 году вырастило 468 центнеров сахарной свеклы с гектара, на вопрос Сталина, может ли она собрать еще больше, заявила о пятистах центнерах. И это в то время, когда средний урожай свеклы в Украине не превышал 131 центнера!
Сталин выдержал паузу. «Я понимаю, — сказал он, — что вы очень заботитесь о колхозном строе, о колхозном хозяйстве. Но разве все колхозники такие, как вы? Вы же меньшинство в колхозах. Большинство несколько иначе думает. С этим надо считаться или нет? Я думаю, что надо считаться».
Однако остановиться Демченко уже не могла.
Вернувшись в родное Староселье и рассказав о встречах в Кремле, Демченко неожиданно нашла подтверждение сталинским словам — она не увидела особой радости и энтузиазма в своем звене. Девушки сидели молча. На следующий день она поделилась впечатлениями и соображениями с Мариной Гнатенко, которая также была звеньевой. Та ойкнула и схватилась за голову: «А если неурожай?» Действительно, в снежном феврале как-то не думалось о летнем зное, засухе и проклятом долгоносике.
Короче говоря, после обещаний, которые Демченко дала Сталину, в ее звене из восьми девчат осталась половина — остальные элементарно испугались. Удивляться тут нечему. На дворе стоял 1935 год, и Главное управление лагерей НКВД работало в напряженном ритме, собирая в свои бараки троцкистов и зиновьевцев, «бывших» и кулаков. Газета «Правда» в своих публикациях рассказала о почине свекловодов Украины, и инициатива была поставлена на контроль в ЦК ВКП (б). О том, чтобы не выполнить обещание Сталину, не могло быть и речи. Тем более, что в выступлении Демченко клятвенно пообещала перевыполнить план по сбору свеклы не только Иосифу Виссарионовичу, но и «нашему любимому Буденному, командиру Красной Армии товарищу Ворошилову, товарищу Постышеву и всем остальным вождям!»
Вот так!
*Мария Демченко (справа) со Сталиным на X съезде комсомола. 1936 год
Если становление Алексея Стаханова как героя первой пятилетки завершилось за 5 часов и 45 минут (за одну смену в кадиевском забое он добыл 102 тонны угля, в 14 раз превысив норму), то у колхозников процесс растянулся во времени. Вся работа на свекловичном поле, кроме пахоты, культивации и посева в те годы выполнялась вручную. Рыхление, прореживание, копание канав для сбора жука долгоносика, вырывание тяжелых корнеплодов после подкопки, складывание в кучи, очистка свеклы от земли и ботвы, погрузка на подводы для отправки на сахарный завод — все это было на бедных девичьих руках с весны и до осенних холодов.
Бригада Демченко уже в феврале вставала на рассвете, брала подводы из колхоза и ходила по дворам: собирали у крестьян пепел из печей, куриный помет и, простите, дерьмо из нужников для того, чтобы весной, под культивацию, разбросать все это удобрение на отведенных для звена площадях. После такой каторжной работы Демченко приходила вечером домой с красными глазами, потому что если нос от ужасных запахов девушки закрывали домоткаными платками, то глаза от пепла закрыть было нечем.
Прошло сто два дня после посевной. Над Старосельем не пролилось ни одной капли дождя. Исчезла трава, земля под деревьями была усыпана мертвой листвой. Зеленело только свекловичное поле: ежедневно школьники, выстроившись цепочкой, передавали ведра с водой из реки Вильшанки, тоже из-за засухи превратившейся в ручей. Мария с девчонками в это время замачивали в мелясном сиропе рядно, чтобы на ночь разложить его в междурядьях — недруг свеклы, долгоносик, шел на сладость, и… увязал. Иными словами, в те времена с вредителями умело «бороться» только НКВД. А Всесоюзная академия сельского хозяйства специальных средств — инсектицидов — еще не придумала.
Свекла выбросила уже пять листочков, когда ударили заморозки…
Можно много рассуждать о превратностях жизни при Сталине. Находятся отдельные «философы», отрицающие тиранию и восхваляющие абсолютно все, что происходило тогда. Я же могу сказать, что если в обычной жизни для выполнения задуманного достаточно приложить человеческие усилия, то все записанное в первых пятилетних планах можно было осуществить только нечеловеческими.
Звено Марии Демченко собрало рекордный урожай, перевыполнив данное Сталину обещание — 523 центнера свеклы с гектара. Мария была избрана депутатом Верховного Совета СССР первого созыва. Ее наградили орденом Ленина, а звено в составе Ярины Ткаченко, Приськи Савченко и сестры Демченко Домахи — месячными колхозными поросятами. Орден получила и звеньевая Марина Гнатенко, также ставшая «пятисотенницей» и отставшая в соревновании с Демченко всего на 12 центнеров. Все свеклосеющие колхозы СССР получили пример для подражания, планку, которую им было предложено преодолеть. Обсуждение предложений в ту пору не очень приветствовалось, они скорее носили характер приказа. И можно только предположить, сколько «контрреволюционеров» и «клеветников» было выявлено органами НКВД в последующий за подвигом «пятисотенницы» Демченко период.
*О достижении звена Демченко написали все центральные газеты СССР
Я думаю, что годы героизации Большого тяжкого труда, предварившие год Большого террора, были нужны власти для того, чтобы показать рабочим и крестьянам на живом примере, что в жизни всегда есть место подвигу. Это для тех, кто не умел читать и писать и цифр пятилетнего плана не запоминал. А тут все наглядно: если Демченко и Гнатенко в свои двадцать три года могут все сделать, а ты нет, то кто тогда враг и контра?
Когда у Марии Демченко, которая, окончив после Второй мировой войны Академию сельского хозяйства, работала агрономом в Демидове под Киевом, спрашивали, как она получила высшую награду Родины, та отвечала одно и то же: «Робила — та й заробила!» И ничего нельзя возразить против этой фразы: понятия «честный труд», «тяжелый труд» сопровождали ее всю жизнь, которую назвать легкой просто язык не поворачивается: ни семьи, ни подруг, ни заботливых хороших детей.
При Петре Шелесте, первом секретаре ЦК КПУ, она, похоронив родителей, с его помощью переехала в Киев и поселилась в доме на углу улиц Лютеранской (бывшей Энгельса) и Банковой (бывшей Орджоникидзе), прямо напротив здания Центрального комитета партии. Хотя под окнами стояла принадлежавшая ей «Волга», Мария Софроновна предпочитала передвигаться пешком и до конца дней своих покрывала голову простым платком. Ее смерть в 1995 году из окон уже Администрации президента Украины осталась незамеченной. Да и не только чиновниками — ни одно из современных энциклопедических изданий не сообщает дату ее смерти. Как будто она все еще жива…
Похоронена Мария Софроновна на Черкасчине, на сельском кладбище в Староселье, давшем ей жизнь и славу.