«пересаживая часть маминой печени девятимесячной маргарите, мы волновались, поместится ли орган в животике девочки»

0:00 — 1 липня 2004 eye 198

Впервые в Украине специалисты столичного Института хирургии и трансплантологии выполнили трансплантацию ребенку, весившему всего лишь 6 килограммов. Операция прошла удачно и для мамы, и для дочки

Как сшить сосуды толщиной в миллиметр

Маргариту нам удалось даже рассмешить. Она улыбнулась, показав маленький зубик, который вырос совсем недавно. И тут в палату вошла медсестра, чтобы сделать малышке перевязку. Королева Марго, как называют девочку врачи, сразу заплакала.

-- Ну не плачь, моя маленькая, моя сладенькая, моя лялечка, -- упрашивала ребенка медсестра Галина Юрьевна, которой так непросто причинять Маргарите боль. Пациентка ведь необычная. Не было еще в отделении, где занимаются пересадками печени, таких крошечных детей. Во время перевязки мы увидели, что швы пересекают весь животик ребенка.

-- Чтобы сделать малышке пересадку, надо было учитывать множество нюансов, в частности, может ли поместиться доля маминой печени в животике у ребенка, какие понадобятся инструменты, чтобы сшить сосуды, диаметр которых не больше миллиметра, -- говорит главный научный сотрудник отдела трансплантации и хирургии печени Института хирургии и трансплантологии АМН Украины, доктор медицинских наук Олег Котенко. -- Во всем мире принято делать подобные операции детям только тогда, когда вес достиг восьми килограммов. Чем больше ребенок, тем больше его сосуды и проще оперировать. Но мы не могли ждать: девочке становилось все хуже, а вес она не набирала. Пришлось идти на риск. Маргарите повезло, что у нее и у мамы совпали не только группа крови, но и множество других показателей, по которым мы определяем, сможет ли прижиться пересаженный орган. Обычно при пересадке печени от взрослого человека взрослому берется правая доля. Она значительно больше. А детям по размеру подходит взятая у взрослого донора левая доля. К счастью, удалось сделать все, что необходимо. Оперировали с помощью увеличивающих в 4,5 раза оптических приборов, похожих на очки, и микроинструментов, изготовленных специально для этой операции. Вес взятой у мамы для пересадки доли печени был около 250 граммов. Столько же весила печень ребенка, которую пришлось удалить. При такой врожденной аномалии (отсутствии желчных протоков) печень не работает и превращается в рубцовую ткань. Без печени ребенок долго жить не может. В течение двух--трех лет дети с такой патологией обычно погибают, а до пяти лет, если не сделать трансплантацию печени, не доживает никто.

«Чтобы грудное молоко у меня не исчезло, я сцеживала его даже после операции»

-- Казалось, что дочка родилась практически здоровой, -- рассказывает мама девочки Ирина. -- Правда, кожа у Маргариты была желтоватая, но в роддоме в Симферополе нам сказали, что такая желтушка вскоре пройдет, и мы успокоились. Ребенку было два месяца, когда начались проблемы с пищеварением. С диагнозами гепатит и цирроз печени дочка попала на операционный стол, и хирурги попытались «реконструировать» желчные протоки. К сожалению, операция результата не дала. Врачи от меня уже ничего не скрывали и предупредили, что надо готовиться к худшему. Верить в это я отказывались. Чтобы найти какой-то выход, мы отправились на консультацию в одну из московских клиник. Там ребенку поставили окончательный диагноз -- атрезия желчных путей, и объяснили, что без трансплантации печени надеяться не на что. В Москве операция стоит около 40 тысяч евро, а в одной из клиник Бельгии -- 84 тысячи евро. Но даже за такие деньги делать операцию не возьмутся до тех пор, пока Маргарита не наберет 8 килограммов. Мы были в отчаянии, и все же руки опускать не собирались, особенно когда выяснилось, что я могу быть донором для ребенка.

Во время разговора со мной Ира не упускает из виду Маргариту. А девочка, сидя у папы на руках, ловит мамин взгляд. Две женщины, большая и маленькая, значат друг для друга больше, чем мама и дочка. Хотя, казалось бы, какая связь может быть прочнее? Ира теперь для своего ребенка дважды мама… И самое удивительное, что еще и мама кормящая. Грудное молоко ей удалось сохранить, несмотря на все переезды из города в город, из клиники в клинику, несмотря на слезы и отчаяние, боль и операции.

-- Когда я отошла от наркоза, то медсестры сразу же помогли мне сцедить молоко, -- говорит Ирина. -- Оно, к счастью, не пропало. Пока Маргариту кормят, в основном, через кишечный зонд -- тоненькую трубочку, в которую вводят пищевые смеси. В сутки она получает около 300 граммов такой еды. Я же стараюсь докармливать ее грудным молоком, чтобы скорее заработала система пищеварения. Кожа у ребенка уже на четвертый день после операции очистилась, посветлела, желтизна пропала. Дочка еще слабенькая, но чувствует себя значительно лучше.

-- Я верил, что с ребенком все будет хорошо, -- говорит Игорь, папа девочки. -- За жену очень переживал, но она молодец -- после операции быстро пришла в себя. Сейчас мы постоянно находимся в клинике с малышкой. Ей необходимо особое внимание. Когда во время перевязки дочка горько плачет, сердце разрывается. Эти моменты трудно пережить. И на швы сначала страшно было смотреть. Перевязки делали два раза в день, а теперь -- через день. Маргарита стала спокойнее, часто улыбается и обожает сидеть на руках. Конечно, мы ее немного разбаловали таким повышенным вниманием. Но дочка его заслужила.

«Наши врачи не экспериментируют, а оперируют так же, как в лучших клиниках мира»

О том, что в Институте хирургии и трансплантологии сделали операцию девятимесячному ребенку, слухи появились почти две недели назад. Но директор института Валерий Саенко согласился говорить об этом важном для украинской медицины шаге только теперь, когда состояние девочки нормализовалось.

-- В конце февраля нынешнего года ко мне обратился дедушка малышки, которой необходима была пересадка печени, -- говорит директор Института хирургии и трансплантологии АМН Украины профессор Валерий Саенко. -- До сих пор нам не приходилось оперировать таких маленьких детей с подобной патологией, и я попросил день на раздумья. У нас не было необходимых инструментов и аппаратуры, не было опыта ухода за такими детками. Самой младшей нашей пациенткой была 17-летняя Алина Капура, о которой «ФАКТЫ» писали не раз. А здесь -- шестимесячная девочка! Я посоветовался с коллегами, которые выполнили уже 8 трансплантаций печени, и мы решили делать операцию. Правда, на ее подготовку понадобилось три месяца. Наши специалисты стажировались в Японии, Германии, Австрии, и с технологией операций у новорожденных были знакомы. В частности, хирург Олег Котенко и анестезиолог Андрей Королев полгода провели в одной из ведущих клиник Японии, именно в том отделении, где занимались трансплантацией печени новорожденным, и участвовали в таких операциях. Побывал в этой клинике и я. Врачи работают там в иных условиях: они не задумываются о том, каких инструментов им может не хватить во время операции. Меня, например, поразило то, что на голову новорожденному надевают специальный шлем, и ребенок во время операции слышит музыку или журчание ручья. Так, оказывается, можно к минимуму свести эмоциональную травму во время операции. Мы же должны были позаботиться о том, чтобы приобрести наркозный аппарат для маленьких детей, миниатюрные инструменты, позволяющие оперировать на крошечных сосудах, и многое другое. Решить эти проблемы нам помог народный депутат Украины Валерий Михайлович Сушкевич. Его помощь для нас неоценима, потому что она позволила сделать еще один шаг вперед в области трансплантации. А это значит, что мы теперь сможем помочь не только одному ребенку, но и другим детям в Украине и за ее пределами. Планируем раз в месяц делать операции по трансплантации печени, и они не будут уже чем-то из ряда вон выходящим, а станут обычной работой.

Когда в марте 2000 года вышло постановление о переименовании института, и в его названии появилось слово «трансплантация», многие не верили, что мы можем развиваться в этом направлении, что операции высочайшего уровня смогут делать и у нас. За эти четыре года нам удалось провести две пересадки сердца, девять пересадок печени, десятки трансплантаций почек. Это жизнеспасающие операции. Выполняются они на высочайшем профессиональном уровне, а не в качестве эксперимента. В результате стажировок мы ликвидировали 30-летний разрыв между уровнем мировой трансплантологии и нашим. Мы теперь владеем такими же методиками, какими владеют специалисты крупнейших клиник мира, и не собираемся останавливаться на достигнутом.