Сегодня известный композитор и певец отмечает 65–летний юбилей
Народный артист России Юрий Антонов празднует сегодня 65-летие. На профессиональной сцене Юрий Михайлович выступает более сорока лет, количество официально изданных и проданных дисков с его песнями приближается к пятидесяти миллионам экземпляров, а пиратские копии исчислению не подлежат…
— Когда-то давным-давно вы спели, что «от печали до радости ехать и ехать, от печали до радости лететь и лететь». Приблизились с тех пор к заветной цели, Юрий Михайлович?
— Сегодня я ближе всего к головной боли. За ней не нужно ни ехать, ни лететь. Сама приходит. Вместе с очередным днем рождения, шестьдесят пятым по счету. Вроде как дата. Скрыть ее, сделать вид, будто ничего и нет, не смог бы, даже если бы сильно захотел. Друзья-коллеги не позволили бы. Да и поклонники. Выход один: организовать большой концерт по случаю. А это репетиции, серьезные материальные траты.
— Но вы-то человек небедный.
— Даже мне такие расходы не по карману. Шоу в Кремле — не шутка. Словом, ввязался, а теперь сижу и думаю: зачем? Ответа не нахожу, вот голова и раскалывается. Легко обошелся бы без банкета на двести персон, но в России иначе нельзя. Особенности национального менталитета…
— Значит, вы заложник?
— Абсолютный! Мобильный телефон трезвонит по пятьдесят раз за день. Всем от меня что-то нужно, а я от них ничего не хочу. С ума сойти! Одно утешает: терпеть осталось недолго. Вот пройдут концерты, все угомонятся, и смогу вернуться к своим животным. Взгляните на эту рыжую британскую красавицу: чудо, а не кошка!
— Как зовут?
— Масик. Она у меня уже года полтора. Подобрал на ступеньках дома. Пришла ниоткуда. Смотрю: сидит. Спрашиваю: «Ты кто?» А Масенька мурлычет, у ног вьется. Разве можно было ее не взять?
— Наверное, сама пронюхала или знакомые коты намяукали, дескать, нашелся мужик, дающий приют бездомным тварям. Молва по округе разнесла.
— Да-да, не без того… Словами не объяснить, почему оставляю у себя то или иное животное. Не знаю. Лишь Бог ведает. Кругом ведь бегает тьма брошенных кошек и собак, которые были бы рады оказаться в теплом доме, регулярно получать питание и уход…
— Сколько у вас сейчас таких Масиков?
— Кошек очень много. Не буду называть цифру, чтобы не шокировать народ.
— Если не ошибаюсь, в последний раз речь шла о трех десятках питомцев.
— Уже больше.
— И количество собак измеряется десятками?
— Разумеется. А как иначе?
— Обычно люди делятся на кошатников и собачников. Предпочитающие одних на дух не переносят других. Вы удивительным образом сочетаете и первое, и второе.
— Не делю животных, они мне все нравятся. Обожаю с ними общаться. У меня здесь и кролики есть, и гуси. Например, Ваня, любимец. Белкам семечки мешками покупаю.
— Не ту профессию выбрали, Юрий Михайлович.
— Возможно. Но если бы стал зоологом, вряд ли смог бы содержать столько зверья. Дай Бог, себя прокормил бы.
— У вас, наверное, и ветеринар свой имеется?
— Пока нет, но думаю взять. Я и сам могу оказать первую помощь в случае необходимости. Сегодня вот ставил капельницу кошке, которую сильно покусала собака. Раны обрабатывал, мазями смазывал…
— Будем надеяться, заживет, как на собаке. В смысле — на кошке.
— Знаете, сколько животных я похоронил на своем веку? Очень печальная история. Нахожу где-нибудь в лесу тихий уголок и там, что называется, предаю прах земле.
— В Москве вроде собирались открыть специальное кладбище для братьев наших меньших.
— Было бы здорово. Но пока слышу лишь разговоры. Честно сказать, кошке или собаке без разницы, где покоиться, им бы пожить нормально. Лучше бы построили приюты для бездомных животных. Как в Англии или Франции. В Европе хозяев брошенных собак штрафуют на приличные суммы. А у нас?
— Слышали об открытом письме Андрея Макаревича, Инны Чуриковой, Валентина Гафта, Елены Камбуровой с призывом учредить должность уполномоченного по правам животных?
— От вас узнал, но идею поддерживаю. Проблем хватает, но для меня сейчас главное — закончить строительство собственного дома.
— У вас с бумагами все в порядке?
— А вы как думаете? Стараюсь, чтобы так было.
— Определенно в сторону малой родины коситесь. Иначе зачем по Минскому шоссе землю покупали бы?
— Где сумел, там и приобрел… Вообще-то родился я в Ташкенте, куда в эвакуацию уехала моя мама. Но в Узбекистане провел лишь первые несколько месяцев жизни. Детство и юность прошли в Белоруссии, там ходил в школу, окончил музыкальное училище, служил в армии, начал профессиональную карьеру, однако не вижу смысла углубляться сейчас в подробности биографии. Было и ушло. Я сказал, что реально занимает мои мысли. Строю дом уже четыре года, скоро рассчитываю закончить, тогда смогу запустить новую студию и начну в ней работать. Она будет соответствовать лучшим мировым стандартам. Но пока идет монтаж, и я чувствую себя словно без рук. Не готов записываться где-то на стороне, скитаться по чужим студиям…
— Подозреваю, вы не слишком высокого мнения о российском шоу-бизнесе?
— Какова действительность, таков и шоу-биз. Одно отражает другое. Во всем чувствуется налет местечковости, поспешности. Композиторы торопятся слепить на коленке песенку и записать ее кое-как, продюсеры всучить исполнителю и любыми способами протолкнуть в эфир. Лишь бы отбить вложенные деньги. Это смешно и трагично одновременно! Нужна серьезная индустрия, тогда и доходы будут соответствующими. Иначе не выползти с уровня любительщины. Посмотрите, до чего дошло: в такой стране, как Россия, нет общенационального песенного конкурса, отсутствует профессиональное соревнование между композиторами. Советское время можно справедливо критиковать за многое, но тогда работала четкая система. Старое мы разрушили, а новое не создали. Смотрим «Евровидение», этот балаган самодеятельных артистов, а домашние музыкальные фестивали угробили. В Прибалтике есть «Новая волна», даже в моей Белоруссии который год существует «Славянский базар», а в России? Вот Первый канал выпускал «Фабрики звезд». Неплохой проект, если откровенно. За неимением лучшего многие кинулись в программу в надежде проявить себя, добиться успеха. Но через несколько сезонов проект закрыли, все опять вернулось на круги своя. На «России» выходил «Народный артист», он тоже почему-то заглох…
— Вас звали поучаствовать?
— Что я буду там делать? Популярность меня не интересует. Деньги? Отчасти. Однако материальная компенсация не покрыла бы затраченных сил и энергии. Тогда ради чего?
— Критиковать других, сидя на завалинке, всегда проще.
— Во-первых, не критикую, а высказываю мнение. Имею право как профессионал с многолетним стажем. Во-вторых, не сижу, а работаю, как большинству моих коллег и не снилось. Я очень неудобный человек на всяких конкурсах и фестивалях. Меня несколько раз приглашали в жюри. Всегда жестко отстаивал позицию, не признавал богатых наследниц и спонсируемых красоток, которых правдами и неправдами тянут на сцену. Если чувствую непрофессионала, так и говорю. Часто это не нравится, вызывает раздражение. А я признаю единственный критерий истины — талант.
— Из нынешней молодежи вам кто-нибудь симпатичен?
— Есть способные ребята, но нет репертуара. Часто начинающим исполнителям попросту нечего петь. Музыка гремит в эфире сутки напролет, составляются рейтинги, хит-парады, но это, как говорится, ни уму ни сердцу. Не греет, не цепляет, народ не подхватывает. Вариант для дискотек: прыгать можно, слушать — нет. Понимаете, в какой-то момент композиторский стержень потерялся. Раньше люди сочиняли песни за роялем, а теперь — у компьютера. Почувствуйте разницу! Откусил часть одной мелодии, прилепил тему из второй, ритм позаимствовал у третьей, вот и готова коммерческая компиляция, которая неделю стоит в ротации на радио и ТВ, а потом тихо умирает. В итоге же молодым приходится обращаться к старому, проверенному временем материалу. Например, Сережа Лазарев очень необычно спел в прошлом году в Юрмале мою «Анастасию». Я даже не ожидал, что так здорово получится. Песня-то трудная. Другим исполнителям вообще тяжело работать с тем, что я пишу.
— Вы долго ведь никому не позволяли прикасаться к своим мелодиям.
— Люди не справлялись. А Лазарев все сделал правильно. Сам. Замечательный певец!
— Он вам понравился из-за того, что хорошо исполнил «Анастасию»?
— Да, это показатель мастерства. Но он ведь не только меня поет, я привел один пример, есть другие.
— Еще группа «Ноль» использует парафраз из вашего хита «На улице Каштановой». Народ тащится.
— Не слышал. Многие без разрешения берут мои песни, по идее, такие вещи запрещены, надо бы с этим разобраться, но не успеваю, до всего руки не доходят.
— Вы даже отказались от участия в итоговых концертах «Песни года».
— Я дружу с Крутым, считаю Игоря одним из немногих хороших российских эстрадных композиторов и прекрасным организатором. Он уговорил меня поехать в Юрмалу, я отказывался поначалу. В итоге получился удачный бенефис. Но толкаться с сотнями других артистов в гримерках Кремлевского дворца, бродить за кулисами в ожидании, пока позовут на сцену, мне неинтересно. Не в том я возрасте и статусе. Устал от подобного. Никогда не пел в хоре, привык всего добиваться сам, никто не прокладывал мне дорогу. В советское время герои были не на эстраде, а в забое, на полевом стане или у доменной печи. А тут какой-то длинноволосый поет о любви. Если бы хоть о БАМе! Но у меня подобных песен не было. Всегда писал лишь о чем хотел и не работал на идеологический заказ.
— А в ельцинской кампании в 1996 году участвовали? «Голосуй или проиграешь»?
— Не был зван. Пригласили бы, не исключаю, поехал бы в агиттур по стране. А может, и нет. На Бориса Николаевича я обижаться не вправе. Он дал мне звания заслуженного деятеля искусств РФ, народного артиста России. По-человечески благодарен Ельцину, а вот как у гражданина многие его решения вызывают у меня вопросы и сомнения.
— 90-е и для вас были лихими, Юрий Михайлович?
— Не сказал бы. Все эти бандитские разборки, переделы собственности прошли мимо меня, я остался в стороне. По-настоящему потряс расстрел Белого дома в 93-м. Помню, лежал на кровати и в изумлении следил по телевизору за происходящим. Хотя и не берусь судить, насколько оправдан был такой жесткий шаг. Не мое дело давать оценки президентам или мэрам. У каждого своя зона ответственности.
— Вы включили в сферу собственных интересов борьбу с пиратами, тиражирующими нелегальную музыкальную и видеопродукцию, положили много сил на это, но победы не добились.
— Такое не делается в одиночку. Должна быть включена государственная машина, административный ресурс. Было бы желание, прижали бы пиратов к ногтю, вырезали под корень. Мигом! Те и охнуть не успели бы. Но пока, видимо, выгоднее, чтобы они пышно расцветали, как фиалки по весне. Парадоксы нашей любимой Родины… Одному человеку не под силу изменить ситуацию. Если бы пытался всем сам заниматься, надорвался бы давно.
— Вы же в прошлом ноябре инфаркт перенесли.
— Не я один. От болезней сердца многие страдают. Главное — вовремя услышать прозвеневший звоночек. Я на слух пока не жалуюсь. Дело не в моем здоровье, а в том, что не вижу поводов для позитива, одна сплошная головная боль. Уже говорил сегодня об этом. Считаю себя человеком дисциплинированным и аккуратным, но постоянно сталкиваюсь с чужой необязательностью. Это дико раздражает! Страна погрязла в тотальной расхлябанности.
— Похоже, только и остается, что сидеть под крышей дома своего, Юрий Михайлович.
— Именно это и сделаю после юбилейных концертов. Буду тихо жить, заниматься кошками да собаками, записываться в студии. У меня с полсотни новых песен терпеливо ждут своего часа. В них мои печали и радости, а не в том, о чем вы все это время спрашивали…