Морякам-подводникам, в разное время служившим на субмарине К-19, пришлось пережить три серьезные аварии, изрядно «наглотаться» радиации и похоронить около сорока своих товарищей
Ровно 40 лет назад, в 1959 году со стапелей завода «СЕВМАШ» сошел первый советский атомный ракетоносец -- подводная лодка К-19, оснащенная тремя баллистическим ракетами с ядерными боеголовками. 2 ноября 1960 года субмарину приняли в эксплуатацию. Но с самого начала она оказалась какой-то невезучей: люди погибали еще на строительстве. Бутылка шампанского, которую по традиции бросили в борт корабля в момент его спуска на воду, с первого раза не разбилась…
Ровно 30 лет назад, в ночь с 14 на 15 ноября 1969 года, вся носовая часть К-19 заходила ходуном от страшного удара, погас свет, с грохотом и звоном посыпалась посуда с накрытого стола -- лодка стремительно пошла вниз. Всплыть все-таки удалось. Уже на базе увидели гигантскую вмятину, которая точно копировала очертание корпуса другой лодки. Позже узнали: К-19 столкнулась с американским подводным атомоходом «Гэйтоу». Это столкновение могло закончиться ядерным конфликтом, ибо старший минный офицер «американца», испугавшись, что «красные» их потопят, приготовился выпустить противолодочную торпеду «Саброк» и три торпеды с ядерными боеголовками. К счастью, командир корабля успел остановить сверхрешительного подчиненного. В тот раз К-19 и ее экипажу повезло. Однако то была уже не первая и, увы, не последняя авария этой лодки…
12 июля 1961 года министр иностранных дел СССР Андрей Громыко провел строго конфиденциальные переговоры с президентом США Джоном Кеннеди. Репортерам, осаждавшим Белый Дом, отвечали скупо: «Без комментариев». И наутро первые полосы американских газет пестрели заголовками: «Таинственные переговоры Кеннеди с Советами».
В многотомной истории советской дипломатии подробнейшим образом описаны все визиты и переговоры, проведенные Андреем Громыко за 30 лет пребывания высоком на посту. И только об этих переговорах -- лишь две скупые строчки: «Стороны обсудили вопросы, представляющие взаимный интерес». Историки называли десятки поводов для этой встречи: Берлинский кризис, Куба, размещение американских ракет в Турции, -- но ни одна версия в дальнейшем не подтвердилась. Тем не менее было событие, которое могло заставить Громыко срочно прилететь тогда в Вашингтон.
… 4 июля 1961 года первая советская атомная подводная лодка К-19 шла Датским проливом. Она должна была уйти под ледяной панцирь, развернуть ракеты в сторону СССР и изображать вражеский атомоход. А завесе из дизельных подлодок предстояло «сорвать» ракетно-ядерный удар по территории страны. Словом, планировались обычные военные учения.
В 4. 07 с пульта управления поступил тревожный сигнал: «Падает давление в 1-м контуре кормового реактора». Экипаж подлодки начал отсчитывать время до ядерного взрыва. Вахтенный группы дистанционного управления атомным реактором Юрий Ерастов, который передал сообщение, так рассказывал о тех минутах:
-- Это случилось недалеко от норвежского острова Ян-Майен. Минут пять после погружения все было нормально. Собираясь записать показания в вахтенный журнал, я еще раз взглянул на приборные щиты. И вдруг увидел, что самопись контура показывает ноль, а аварийная защита, которая должна была сработать автоматически, заблокирована. Я оцепенел и на несколько секунд совершенно растерялся. Затем сообщил о случившемся вахтенному механику центрального поста.
Сообщение Ерастова принял командир электротехнического дивизиона Владимир Погорелов:
-- К тому моменту на пульте, по докладам дозиметриста, было уже 50 рентген, в 7-м отсеке, рядом с атомно-энергетическим — около 200, а в коридоре реакторного радиация достигала 400--500 Р. Лодка находилась близ военно-морской базы американцев, и мы понимали: случись что -- о нас, скорее всего, даже никогда не узнают. Останется лишь радиоактивное пятно или просто радиация, неизбежная при аварии. Реактор находился в центре лодки, и если бы произошел его тепловой взрыв, она, как орех, раскололась бы пополам, а радиоактивные отходы могли засорить всю северную часть Атлантики -- от Норвегии до России. Уровень радиации возрос, и дальнейшее пребывание под водой грозило гибелью всему экипажу. Мы всплыли. Перед этим командир К-19 Николай Затеев поговорил с каждым из членов аварийной группы, честно объяснил, на что они себя обрекают. Корчилов, возглавивший группу, сказал ему: «Товарищ командир, я понимаю. Но кому-то нужно это решать, а я с этой техникой знаком… »
-- «Аварийщики» все были в изолирующих костюмах и масках, -- вспоминал Николай Затеев. -- Но маски были очень неудобные, очки в них сильно запотевали, поэтому парни срывали их. И дышали радиоактивным газом, принимая на себя весь удар разъяренного реактора… Технически аварию устранили довольно быстро: минут за 15--20. Но за это время Корчилов получил 5400 бэр (биоэквивалентов Рентгена), Юрий Ордочкин — около 3000 бэр, остальные — меньше, но тоже смертельные дозы. Тепловой взрыв ребята предотвратили, но радиация начала последний отсчет их жизней: фон превышал все допустимые нормы. Члены аварийной группы начали меняться буквально на глазах. Открытые части тел краснели и раздувались. Особенно распухли лица, почти заплыли глаза, из-под волос текла сукровица, губы повыворачивались, они уже не могли говорить -- только беспомощно мычали…
Даже в самом удаленном от эпицентра аварии первом отсеке радиация была такой высокой, что командиру следовало срочно решить судьбу членов экипажа и самой К-19. Через 8 часов после начала аварии он написал: «В случае подхода вероятного противника оставить две боевые торпеды (лодки, ходившие в «автономку», всегда их имели) для торпедирования подлодки К-19. Торпедировать буду сам. Командир подводной лодки К-19 капитан II ранга Николай Затеев».
Около суток командование штаба Военно-Морского Флота не знало, куда исчезла первая советская атомная подлодка с тремя баллистическими ракетами на борту. Днем в штабе стало известно, что на К-19 произошла какая-то авария энергетической установки. Командование Северного флота распорядилось срочно сформировать аварийные группы, подготовить два экипажа однотипных с К-19 лодок, готовых в любую секунду погрузиться на корабли-спасатели.
… Торпедировать К-19 не пришлось. В район дрейфа прибыл отечественный крейсер и следом -- дизельная подводная лодка. Всех членов экипажа эвакуировали, а саму «Хиросиму», как окрестили К-19 советские подводники, отбуксировали на базу Северного флота.
Эсминец, на котором прибыли Владимир Рудаков (в 1961 году — флагманский механик дивизии атомных подводных лодок) и Николай Затеев, подплывал к берегу. В это время с первого эсминца сносили облученных подводников.
-- Их головы буквально срослись с плечами, -- рассказывал вице-адмирал Владимир Андреевич Рудаков. -- Парней уже невозможно было узнать. Только по едва заметной улыбке Корчилова можно было понять, что он еще что-то слышит и понимает. Всех «аварийщиков» в тот же день из Полярного на вертолетах отправили на Большую Землю в институт биофизики.
В течение шести дней от лучевой болезни умерли лейтенант Борис Корчилов, старшина I статьи Юрий Ордочкин, старшина II статьи Евгений Кошенков, матросы Николай Савкин, Валерий Харитонов, Сергей Пеньков, главстаршина Рыжиков. Их тела в свинцовых гробах похоронили тайно, не сказав о месте захоронения даже родственникам.
… Каким-то образом об аварии узнали Соединенные Штаты -- в некоторых американских газетах появились упоминания о загадочном инциденте в Датском проливе. Но после того как Громыко с Кеннеди «обсудили вопрос», эта тема с газетных полос исчезла. Так же резко исчезли из советских киножурналов иностранной хроники практически все сюжеты об ужасах американской действительности, а их место заняли сюжеты о дрессировках дельфинов, об успехах калифорнийских аквалангистов, о достижениях науки и техники. С чем связано такое потепление, можно только догадываться. Сопоставляя даты.
Выполнив миссию, Громыко вернулся из Вашингтона. А субмарину К-19, буквально излучавшую радиацию, по приказу командования должен был затопить ее же экипаж.
Глеб Сергеевич Богатский (в 1961 году -- член экипажа К-19) -- один из тех, на кого была возложена эта печальная миссия, вспоминал:
-- Мы получили указание готовить субмарину к отбуксировке в район Новой Земли с последующим ее затоплением: замеры показали, что в 9-м кормовом отсеке радиация превышает норму в 17 тысяч (!) раз. Но оставшиеся в живых решили во что бы то ни стало сохранить лодку, за спасение которой восемь их товарищей отдали свои жизни. Для отбуксировки К-19 на судоремонтном заводе в Полярном специально изготавливались понтоны, их ежедневно побортно крепили к нашей подлодке. Используя «международный эквивалент» -- спирт, мы договаривались, чтобы катера развозили эти понтоны по разным бухтам и прятали. А командование каждое утро лицезрело «чистую» лодку и членов экипажа, занятых ее дезактивацией. На наши «деяния» закрывали глаза, и это позволило личному составу подготовить отчет, из которого следовало: субмарину К-19 таки удается дезактивировать. Действия экипажа были одобрены, и лодку решили сохранить с последующей заводской модернизацией…
Могилы членов экипажа, принявших на себя смертельный удар, нашел один из сослуживцев, и через какое-то время на этом месте поставили памятник. Оставшиеся в живых получили правительственные награды. Реактор аварийного борта заменили, и на подлодку К-19 отправили другой экипаж. Никто и не подозревал тогда, какая страшная трагедия ожидает субмарину в будущем…
… 24 февраля 1972 года К-19 возвращалась домой из Северной Атлантики. Слева по борту находилась Америка. В 10. 23 на глубине 200 метров в 9-м кормовом отсеке начался пожар. Михаил Иосифович Межевич (в 1972 году -- член экипажа К-19) находился тогда в 1-м отсеке:
-- Сначала поступил сигнал аварийной тревоги. Затем объявили, что в 9-м отсеке пожар. По команде я включил установку пожаротушения, находившуюся у нас. Но вскоре мы увидели, что пенообразователь не дает никакого эффекта, и поняли: авария очень серьезная…
Позже, когда 9-й отсек вскрыли и исследовали, по месторасположению людей (вернее, уже мертвых тел) проанализировали их действия. Главный старшина Васильев так и умер у очага пожара. Вентиль на шланге, который он держал, остался открытым, пена до последнего поступала в очаг, но ее, вероятно, попросту не хватило -- такой мощности был пожар.
Как и в 1961 году, сначала пытались что-то предпринимать еще под водой, затем всплыли. «На улице» бушевал шторм: сначала 7--8 баллов, потом 10--12. Несколько дней масса снега, льда и громады волн обрушивались на лодку. В первую очередь вытягивали наверх и помещали в первый отсек тех, кому было совсем плохо. 10-й отсек оказался наглухо загерметизированным: с одной стороны — «пожарный» 9-й, с другой — корпус лодки, в котором не было выхода. 12 человек были обречены на бессрочное ожидание. Оторванные от всего мира, 23 дня (!) они боролись за жизнь.
Командование отсеком взял на себя капитан-лейтенант Борис Поляков (в 1972 году -- член экипажа К-19):
- Услышав сигнал аварийной тревоги, мы быстро выполнили все первичные мероприятия, предусмотренные в этом случае, -- рассказывал он. -- Далее события развивались молниеносно, и прежде всего нужно было решить проблему воздуха, так как от угарного газа люди начали терять сознание.
Мичман Иван Храмцов (член экипажа К-19 в 1972 году):
- После сигнала моряки из 9-го отсека стали рваться к нам. Вахтенный матрос не мог удержать переборку, пришлось заклинить ее ручку раздвижным упором. Уже остро чувствовался запах гари, и чтобы угарный газ больше не поступал в отсек, нужно было подать воздух высокого давления. Я нажал на клапан, но воздух не поступал: причиной пожара был лопнувший трубопровод гидравлики. Попросил командование, чтобы нам пустили воздух через вентиляционную систему, а людям велел включиться в специальные аппараты и, передавая друг другу маски, держаться. Вообще отсек рассчитан на 4-х человек, и масок в нем было лишь четыре, а нас -- 12 (в 10-м отсеке члены экипажа принимали пищу, а пожар начался как раз во время завтрака). Что же касается «воздушного» запаса, то имеющегося кислорода, не случись пожара, хватило бы на 6 часов работы…
23 дня 12 невольных узников отсека дышали техническим воздухом, который подавался с центрального поста по специальной системе, встроенной через вентиляцию. Этот воздух был насыщен парами масла и различными вредными примесями. Конечно же, дышать им долго не представлялось возможным -- сделали «аварийный» фильтр из верблюжьего одеяла. Подсчитав, что если лодку возьмет на буксир один из проходящих кораблей, то буксировка продлится 45 суток, некоторые ребята решили в масках прорваться сквозь пожар. Иван Храмцов это поползновение пресек, ведь дорога через 9-й отсек вела только на «тот» свет, до которого, откровенно говоря, и в 10-м уже оставалось всего ничего. Благо, хоть в кладовке хранились овощные консервы и сливочное масло в пятикилограммовых жестяных банках. В первые дни было жарко, затем температура в отсеках почти сравнялась с температурой забортной воды, и люди стали заболевать от переохлаждения. А от высокого содержания углекислого газа у них началась одышка и жуткая головная боль. Все теряли силы. К концу 8-го дня один из членов экипажа попросил командира отсека позаботиться о его сыне…
-- Когда мы только всплыли, к нам подходил американский корабль береговой охраны, предлагал помощь. Но тогда между Союзом и Штатами шла «холодная война», -- рассказывал Иван Храмцов, -- и командир отказался. Первую реальную помощь К-19 получила, когда суток через 5--6 после начала пожара прибыли большой противолодочный корабль «Вице-адмирал Дрозд» и корабль-спасатель. И снова началась эвакуация членов личного состава. Они одевали спасательные жилеты и прыгали с лодки, а с корабля, до которого было метров 200--300, выбрасывали трос и им вытягивали. А еще вертолет с БПК «Дрозд» снимал людей с рубки подлодки. На палубе разложили сетку, на нее ложились все кто мог и из последних сил удерживали вертолет, затем по команде резко отпускали — и он взмывал над океаном. Точно так же садился, его сразу цепляли захватами -- и нас высаживали.
В операции по спасению К-19 принимало участие более 30 кораблей и судов, и в общей сложности она длилась около месяца. Подводная лодка возвратилась на базу только 4 апреля. На К-19 остались тела погибших и двенадцать «пленников»…
На 23 сутки еле живые моряки услышали долгожданный стук из 9-го отсека. К тому времени на ногах держались только двое. Их выносили на руках, каждый потерял в весе до 20 кг. Их не обвиняли в аварии. Их наградили. Тайно. Так же тайно, как и похоронили 28 погибших…
280 лет назад, в 1719 году, крестьянин Ефим Никонов подал Петру I челобитную, в которой сообщал, что изобрел «потаенное» судно. А в 1722-м первая в мире подводная лодка была спущена на воду и в присутствии русского царя проходила испытания.
60 лет назад, в 1939 году, в устье Северной Двины, близ Белого моря, вырос «СЕВМАШ» (»Северное машиностроительное предприятие») для постройки крупных артиллерийских кораблей — линкоров и крейсеров, а в 1954-м на заводе начали строительство подводных лодок различных классов и назначений.
На дне океана покоятся 6 атомных подводных лодок: две американских (»Трешер» и «Скорпион») и четыре советских (К-8, К-219, К-278 «Комсомолец» и К-27). К-19 должна была лечь на дно под номером 7. Только в 1991 году лодку списали на отстой в акваторию СРЗ-10 в г. Полярный.
В статье использованы материалы передачи «Как это было. Трагедия лодки К-19. 1961 год» телеканала ОРТ.
«Facty i kommentarii «. 19 ноября 1999. Жизнь