52-летний житель Малина Житомирской области Амбросий Бражевский рассказал «ФАКТАМ», как его едва не похоронили и как он воскрес для нормальной человеческой жизни
Сейчас в Малине Амбросия (Бориса) Бражевского многие знают как прекрасного резчика стекла. Если иногда у человека нет денег, а надо окно застеклить, — он может подождать с оплатой. Единственное, чего категорически не приемлет, — магарыч.
То, что началось лет пятнадцать назад с ним, некогда бравым армейским прапорщиком, а затем бурильщиком каменного карьера, Борис Тадеушевич вспоминает, как страшный сон. Развод с первой женой, неудачный второй брак, тоже кончившийся разводом, невыплаты зарплаты и прочие неурядицы… В общем, мужик запил так, что лишился и работы, и крова, стал бомжом и собирал бутылки. У него были две заботы — напиться, а затем поспать в таком месте, чтобы милиция не забрала.
Хотя иногда случались проблески сознания. Просыпался с тяжелой головой, без копейки в кармане, вспоминал, что с собутыльниками поругался, и думал: «Сегодня не выпью, продержусь, завяжу и завтра пойду устраиваться на работу. Надоели эти пьянки и скотская жизнь. Кто бы меня забрал? Но кому я нужен?»
— Знавал одного такого же горького пьяницу, — рассказывает Борис Бражевский. — Потом года два я его не видел. Думал, наверное, умер. Вдруг встречаю на вокзале: костюмчик с иголочки, галстук, пахнет одеколоном хорошим, рядом жена красивая, машина «жигуль»… Сам, говорит, бросил пить. Я ему позавидовал.
И вот однажды утром я похмелился на базаре и вскоре встретил пастора церкви христиан веры евангельской Николая Матерьяна. Он предложил поехать к нему в реабилитационный центр, где лечатся алкоголики и наркоманы. Я подумал и согласился.
Там, в бывшем пионерлагере, меня помыли, побрили, переодели во все чистое.
Помолились надо мной, чтобы Господь освободил меня от алкоголя и никотина, и уложили спать.
Просыпаюсь под утро и не пойму, где я. Белая постель, чистота, красота! Ну, думаю, сейчас трясти начнет. Обычно с похмелья казалось, что не только руки трясутся, но и зрачки. Вижу — на столе кружка с водой. Беру двумя руками (думал, одной не удержу). Но, сделав два глотка, я обнаружил, что пить-то и не хочется! На всякий случай поставил кружку на стол двумя руками. Взял затем ее одной рукой, сделал еще глоток и окончательно убедился, что жажды нет.
Поначалу боялся, что, если резко бросить пить, начнется белая горячка. Такая, что концы отдашь. Ждал недели две. Но ничего не случилось. А самое главное — спиртного совсем не хотелось.
Однажды пастор ехал в город. Я попросил его заехать в милицию отметиться за меня. У меня ведь еще и судимость была — два года условно за кражу, приходилось раз в месяц отмечаться.
— У Бори, я понял, были серьезные намерения избавиться от беды, — говорил руководитель реабилитационного центра Николай Матерьян. — Нормальный человек, трудяга. Принял наши правила. Одно из них — около месяца пьющий не должен быть связан с внешним миром, чтобы не вернулась старая привычка. Я не видел, чтобы он пил втихаря водку, как другие. У нас и такое случается.
Увидев на улице знакомых милиционеров, я остановился и подошел к ним. «Как дела? — спрашивают. — Кто у тебя там сейчас лечится?» Такой-то, такой-то, говорю. И Боря Бражевский. «Кто?! — лейтенант аж из машины выскочил. — Ты меня разыгрываешь? Он же в морге лежит…» «Как разыгрываю? — не понял я. — Боря полчаса назад был в лагере!» Милиционер выругался: «А мы справку выписали, что он — покойник!..» В конце концов мне, пастору, поверили.
— Но почему в усопшие записали именно Бориса?
— В поселке Гранитном, откуда родом Бражевский, два мужика пили в посадке. Уже в сумерках выпивохи наткнулись на лежащего на земле человека. Смотрят — вроде Борис. Приволокли к его летней кухне и бросили. Полпоселка сбежалось. Вызвали «скорую», милицию… Все утверждали, что это Боря! Сообщили в Киев родственникам.
— Соседка сказала, что, пока Боря лежал в лесу, тело собаки погрызли, — вспоминает сестра «покойного» Людмила Тадеушевна. — Я чуть сознание не потеряла. Поехать сразу не смогла. Работаю в лицее заведующей столовой. А тут выпускной вечер, надо готовить праздничный стол…
Поехал мой муж Сергей Михайлович. Он бывший военный, полковник. Начали готовиться к похоронам — купили продукты, костюм… Договорились насчет хорошего места на кладбище поселка Украинка, там наш отец похоронен. Гроб заказали, катафалк…
А я уже утром приехала. Перед этим ночь проплакала. По дороге к друзьям (дом родительский Боря пропил) захожу в магазин. Девочки-продавщицы уже знают — сочувствуют. Иду дальше, плачу. Думаю, как же так: не поговорила с ним, бедным. И причитаю: «Господи, сделай чудо!..» Он ведь ничем не болел. Единственная беда — пил, и остановиться не мог, как ни упрашивали.
Еду на кладбище — проверить, выкопана ли яма. Борины друзья копали. Все грустные… И тут приезжает Сережа, разливает по стаканчикам коньяк и говорит: «Ну, за воскрешение!» Хлопцы на него: ты че, товарищ полковник, кому же мы яму выкопали? «Да то не он», — заявляет муж. Тут уже и мы с другими родственниками удивились. «Не веришь, — это он мне, — поехали». «Да как это — я родного брата не узнаю? Да я и ручки, и каждую его частичку знаю, какой он из себя!»
— Мужик, которого нам показали, действительно был похож на Бориса, — вспоминает зять Бориса Сергей Михайлович. — Но ростом побольше, с золотой фиксой во рту (у брата жены сроду золотых зубов не было), с татуировками…
В первый день, когда я приехал, работники морга мне покойника не показали, во второй — тоже. Сказали, в таком виде нельзя. Но я же человек военный, навидался всякого. Настоял на своем. Глянул на лицо и говорю: не он! Патологоанатом удивился: как не он? Ведь все подтвердили! «А так, говорю, не он, и все тут! И еще: у этого — 45-й размер обуви, а у Бори — 42-й…»
Хотя лицом незнакомец, конечно, был похож здорово. Не зря соседи признали в нем Борю. Но мы все-таки решили, что это не наш родственник.
В магазине ритуальных принадлежностей, куда привезли сдавать обратно гроб и венки, продавцы удивились: такого еще не было, чтобы гроб возвращали! У вас покойник воскрес, что ли? Я говорю: «Да!» Продавцы посмотрели на меня, как на чудака, но гроб и венки приняли. Кроме ленточек с надписями типа «Дорогому Бореньке от скорбящих родственников». Их я потом отдал на память Борису вместе со свидетельством о смерти.
— А я решил использовать эти похороны для избавления Бориса от его беды, — продолжает рассказ пастор Матерьян. — Случается, молитва помогает или стресс. Слава Богу, Тадеушевич не возражал. И мы поехали на кладбище. В поселке щебзавода остановились возле магазина водички купить. Рядом за столиком его дружки открывают бутылку — помянуть товарища собираются. Налили в стаканчики — тут мы подъезжаем. Так и поставили на место, не пригубив, — речь отнялась.
В магазине громко переговаривались женщины — а тут воцарилась такая тишина, что слышно было, как муха бьется об оконное стекло. Потом шок прошел, женщины бросились обнимать земляка, всплакнули…
Приезжаем на кладбище. В хорошем месте, недалеко от входа, желтела свежим песком Борисова яма. Хоть Борис в те дни был коротко острижен, ему показалось, как он потом вспоминал, что волосы у него встали дыбом, когда заглянул туда.
— О, это было страшно, — включается в разговор Борис Тадеушевич. — Ведь если бы я вовремя не опомнился, лег бы в такую же яму.
Увидел яму мой товарищ — тоже горький забулдыга, живший у меня в летней кухне, так и он бросил пить!
А я после собственных похорон даже от курева напрочь отказался. Чего ж греха таить — в лагере тайком от пастора мы, взрослые мужики, словно шкодливые школьники, покуривали, пряча окурки.
Встречаю знакомых милиционеров. Кто я им — воришка, алкаш — заклятый враг! Увидели меня живого-здорового — фуражки вместе с волосами поднялись. Обнимали меня, трогали, словно хотели убедиться, что это действительно я, живой.
— Родные тогда к вам приезжали?
— Куда?! Они ведь не знали, где я. Я уехал на лечение неожиданно даже для себя, ничего никому не сообщив. И, как бы это сказать, словно выпал из жизни. Кроме того, некоторое время я не мог покидать реабилитационный центр. Так что встретились позже.
— А в это время на родине «покойного» готовился поминальный обед…
— Да-а, — улыбается Сергей Михайлович. — Сдав гроб и венки, мы вернулись в Гранитное. А там народ сошелся, чтобы провожать Борика в последний путь, а потом достойно помянуть. Еды наготовили!..
«Где же гроб с покойником?» — спрашивают люди. — «Да то не он, — говорю. — «Как не он?! Никто же не сомневался!»
А Люда всем: подождите хоронить, давайте сядем за стол и выпьем за Борино воскрешение. «Какое воскрешение, мы же видели Борика мертвым! — не сдавались соседи.— Где же он?» «Не знаю, — говорит сестра. — Но сердцем чую, что жив!»
Одна из соседок на похороны не успела, задержалась на работе и приехала последней электричкой. «Иду, — рассказывала она, — знаю, что поминки должны быть, а от дома Бражевских слышны песни, крики веселые, музыка танцевальная. Господи, думаю, неужели так поупивались, что забыли, зачем собрались?» Ей говорят: все нормально, дядя Боря жив! Короче, полпоселка до утра гуляло.
— А я с тех пор бросил пить, — говорит Бражевский. — Устроился на работу. Помирился со своей второй семьей. Благодарен им, что меня приняли.
Но на этом история не кончилась. О невероятном приключении Амбросия Бражевского написала малинская межрайонная газета «Соборна площа». Прошло более года. Неожиданно в редакцию позвонила из Киева незнакомая молодая женщина. Представилась дочерью Бориса, более двадцати лет не видевшей отца.
— Родители расстались, когда я была маленькой, — рассказывает киевлянка Яна Калюта, инженер одного из столичных вузов. — Завидовала другим детям, у которых есть папы. Спрашивала маму — она неохотно отвечала, что и мой живет где-то — то ли в Малине, то ли под Малином. Когда мама за какую-то провинность выставляла меня на улицу, я плакала и причитала: «Папа, где ты? Забери меня!..» А бывало и другое настроение — хотелось найти его и плюнуть в лицо за то, что бросил семью. Но, когда постарше становишься, начинаешь думать по-другому и понимать, что отец есть отец. И мне захотелось его найти. Я даже зарегистрировалась на сайте «Жди меня». Собиралась с запросом в милицию обращаться.
И вдруг младшая сестричка (от второго маминого брака) принесла мне «Соборну площу». Оказывается, газета попала к маме, она тогда работала кассиром на станции Святошино, и ей знакомые с малинской электрички передали.
За это время поменялся телефон редакции. Новые владельцы номер не знали. Мой друг нашел его через малинский сайт. Я позвонила в редакцию и попросила дать адрес отца. Журналисты адреса не знали, но разыскали Бориса через пастора Николая Матерьяна и связали нас.
В выходные я поехала к нему. На остановке меня встретил папа со своим другом, вручил мне цветы. Мы так радовались. Меня очень хорошо приняла вторая папина семья, две мои сестрички. Мы встретились так, словно разлуки длиной в двадцать лет и не было. Я счастлива, что у него все наладилось и он теперь помогает избавиться от пьянства другим несчастным.
Перезваниваемся с отцом каждый вечер. А на праздники езжу к нему в гости.
P.S. Автор благодарит за помощь в подготовке материала редактора малинской газеты «Соборна площа» Светлану Вождай.