В конце 1986 года Центральное телевидение СССР впервые показало клип на песню «Мадонна» в исполнении Александра Серова.
Эфир был поздно вечером, но уже на утро певец стал знаменитым на всю страну. Тогда мало кто запомнил имя композитора, написавшего песню. Сейчас Игоря Крутого знают миллионы. Крутой стал одним из самых популярных композиторов на всем постсоветском пространстве. Он еще и успешный продюсер. Во многом благодаря его усилиям ежегодно проводится фестиваль «Новая волна» в Юрмале, а на телевидении возродился всенародно любимый проект «Песня года». Недавно Игорь Крутой побывал в гостях у ведущих программы российского телеканала ТВЦ «Временно доступен» Дмитрия Диброва и Александра Карлова.
Карлов: — Игорь Яковлевич, вас принято цитировать, не будем отступать от этой традиции. Лично меня заинтересовали ваши слова, что лучшие свои хиты вы написали еще в прошлом веке и теперь если и будете сочинять песни, то под другой фамилией. В чем причина?
— Ну, это было сказано так давно. Даже не знаю, где вы это откопали. Я уже другой, работаю с мощными исполнителями, ориентированными на Запад. И мне это ужасно нравится.
— Лара Фабиан?
— Да.
— Почему все-таки была такая цитата? Ведь вы так сказали?
— Я и не отрицаю. Видимо, в тот момент меня достали какие-то противоречия, которые били по отечественному шоу-бизнесу и в итоге его добили. Если когда-то к 8 марта после Новогоднего огонька мы слышали 15-20 новых хороших песен, несших-ся из радиоприемников или телевизоров, то сейчас очень мало создается хитов и практически не появляются новые имена. Вот до чего мы дотюкали шоу-бизнес.
— Вы сказали, что сейчас ориентированы на Запад. А здесь ловить больше нечего?
— Почему? Я работаю. С Киркоровым записал романс. С Алсу, Басковым. Делаю какие-то укольчики. Если хотите, штучное производство. Но чего-то масштабного, большого проекта в России пока нет.
— А как продюсер вы предпринимали какие-то шаги для раскрутки новых исполнителей? Кроме «Фабрики звезд».
— В меру своей занятости и распущенности делал все, что мог. Была «Фабрика звезд», есть «Новая волна» в Юрмале. Конечно, как продюсер я заинтересован освежить плей-лист и в «Песне года», и в «Горячей десятке».
Дибров: — Игорь, скажу тебе честно, когда говорят о попсе, у меня лично всегда возникает образ бройлерного цыпленка…
— Не согласен, Дима, с таким пренебрежительным отношением к попсе. Элтон Джон тоже попса. Это моя профессия, профессия многих из тех, кого я знаю и уважаю. Мы в нее вкладываем сердце и душу. Или ты скажешь, что у нас нет души?
— У тебя, Игорь, она есть точно. Я это знаю благодаря нашему 20-летнему знакомству. Ладно, не будем философствовать. Позволь рассказать одну историю так, как я ее вижу. В городе Николаеве жили два друга. Игорь Крутой был композитором и пианистом, а Саша Серов — певцом…
— И саксофонистом!
— Да, но главное, что у него был голос. Потом эти люди вместе снимали квартиру в Москве. Игорь писал для Саши хиты, например, «Мадонну». Баритон Серова напоминал одновременно Тома Джонса и Энгельберта Хампердинка. И Игорь это мастерски использовал. Вот и весь секрет успеха. Зрителям нельзя дать взятку, чтобы они слушали одного певца и не желали видеть другого. Выходит, тогда публика любила хорошую музыку. Она любила настоящий мужской баритон с яйцами, простите за выражение. Я сейчас не о гастрономе говорю! Так было?
— Да. Но был еще один секрет. Саша Серов может петь такие ноты, которые тенора не берут. Даже классические тенора. И это все на голосе. Он, конечно, применяет определенные хитрости, но это тоже надо уметь.
— Где он учился пению?
— Нигде. Его университеты — пластинки с записями Тома Джонса, которые он крутил целыми днями, снимая, как говорят музыканты, каждую ноту. Причем у него тембр немножечко ниже, чем у Джонса. И Саша страшно расстраивался по этому поводу. Манера Тома Джонса не подходила для русского языка. Серову было проще петь на украинском. Но в итоге он нашел свой почерк.
Карлов: — Вы начинали с ним работать в ресторане «Киев» в Николаеве?
— Нет. В ресторане «Киев» работал я. И это было в Кировограде. Я там учился в музыкальном училище. А потом поступил в Николаеве в пединститут и подрабатывал в ресторане «Каравелла». Там мы с Сашей и встретились. И стали друзьями…
Дибров: — Вот в николаевском ресторане «Каравелла» закончился очередной вечер, музыканты зачехлили инструменты. Что они делают потом?
— У нас было два основных варианта времяпрепровождения после окончания работы в ресторане. Один заключался в том, что мы с Сашей садились где-то на лавочку на трамвайной остановочке и мечтали, как покорим Москву. Второй вариант: мы брали такси, давали 10 рублей таксисту, и он разрешал нам поездить за рулем. Конечно, мечтали, что у каждого из нас будет своя машина…
Карлов: — И когда вы поехали покорять Москву?
— Я оказался сначала в Питере. Женился на питерской девочке, в результате чего у меня появился сын Коля. Только потом оказался в Москве в концертном оркестре в качестве пианиста. А Саша попал в Западную Украину и стал музыкальным руководителем в ансамбле сестер Ротару — Лиды и Аурики. Затем он приехал в Москву, позвонил мне, мы опять пересеклись и начали пытаться делать что-то вместе.
— Выходит, не будь Серова — не было бы и Крутого?
— В данном контексте — да.
— А наоборот?
— Вообще, нельзя так сказать ни в ту, ни в другую сторону, потому что мы дополняли друг друга, били в одну точку. И нас ждал успех.
Дибров: — Помнишь этот первый момент славы? Когда ты сказал себе: вот оно, пошло!
— После показа клипа «Мадонна», если это можно назвать теперь клипом. Но это был один из первых опытов на нашем телевидении.
— Откуда ты взял деньги, чтобы его снять?
— Какие деньги?! Ничего не снималось. Оттуда взяли кусок, отсюда, смонтировали. Бегущего Серова в маечке в полосочку сняли на обычную видеокамеру.
— Какой это был год?
— 86-й.
— Ты с ума сошел! Сняли на видеокамеру! Где вы ее взяли? И кто вам монтировал?
— Мы были знакомы с Сашей Александровым, монтажером программы «До и после полуночи». И он нам все сделал. А потом, когда Владимир Молчанов, ведущий этой программы, случайно зашел перед эфиром к нему… Говорю «случайно», хотя Молчанов так делал перед каждым выходом программы, но предпочитал, чтобы все думали, будто он заходит случайно. Так вот, зашел Молчанов, а Александров, тоже случайно, поставил наш клип. Володя увидел и спрашивает: «А что это за песня? Что за певец?» Александров отвечает: «Давай поставим в эфир. Я тебе за это две бутылки водки дам!»
— И что произошло наутро?
— Дима, это вопрос под конкретный ответ. Утром была очередь Серова идти в универсам за батоном и молоком. Он идет и возвращается без хлеба и молока, без вареной колбасы и говорит: «Больше в магазин не пойду! Зашел, а в мою сторону вся очередь обернулась!»
— Ему это не понравилось?
— Во всяком случае, это было не известное ему состояние.
— Давай вернемся к твоему детству. Папа экспедитор, мама работала на санэпидстанции. Откуда такая тяга к музыке?
— Папа немножко играл на баяне. Когда мне было года три, я получил от родителей в подарок баян. А потом они обратили внимание, что я на нем играю. Причем довольно точно повторяю мелодии, услышанные по радио или в кино. Мама повела меня на прослушивание. Выяснилось, что у меня абсолютный слух. И тогда моя дальнейшая судьба была предрешена, хотя сам я музыкантом, и уж тем более композитором, становиться не собирался. Но мать настояла. Она заставляла и меня, и сестру заниматься музыкой. Папа от этого держался подальше. Кажется, после восьмого класса мать повезла меня в областной центр — в Кировоград, где было музыкальное училище. Там работал легендарный в наших краях педагог Ким Александрович Шутенко. Он послушал меня и сказал: «Конечно, вообще ничего не знает! Но слух хороший, память хорошая. За годик пусть подучит историю музыки, и я вас жду на теоретическое отделение…»
Карлов: — У меня есть начальное музыкальное образование, но я не понимаю, чему учат на композиторском?
— Шутенко, который стал потом моим педагогом, каждое свое занятие начинал с вопроса: «Что такое музыка?» И самый страшный ответ для него был — «Набор нот». Он любил повторять: «Если можешь не писать, не пиши!» Я уверен, что это самая главная заповедь для композитора. Писать музыку нужно только тогда, когда есть что сказать. Все остальное — профессиональные хитрости. Должно быть еще чувство хита, которое, увы, непостоянно. Сегодня оно у тебя есть, но не факт, что будет завтра. Если бы чувство хита давалось на всю жизнь, то Тухманов и сегодня писал. И Зацепин. Дело вовсе не в том, что Зацепин уехал в Париж. Просто он сказал все, что мог сказать. Больше уже не получалось. Или пришло другое время, а с ним и песни. Знаете, в футболе говорят: каждый гол — это маленькое чудо. Так и с песнями. Если получился хит, это тоже маленькое чудо.
Когда мы работали над «Мадонной», даже не обсуждали, что она может стать песней такого уровня. Бывает, молодые музыканты садятся и говорят: вот сейчас мы запишем суперхит. А ничего не получается. Здесь нет рецептов. Только после первого успеха можно пытаться его какое-то время эксплуатировать. Коль уже женская половина населения полюбила эту дырку в подбородке Серова и Сашка стал для них другом, любовником, мужем, братом, то почему не воспользоваться, но при этом не уронив ни его достоинства, ни потеряв своего лица как композитора. А нужно же еще оставить за собой право работать с другим исполнителями.
— И все же, нам кажется, что хит-мейкеры есть. И они точно знают, на что можно поймать слушателя.
— Я вам еще раз говорю: просчитать в нашем деле успех нельзя.
Дибров: — Хорошо, ты бы взялся сейчас для каких-нибудь 20-летних записать песню с расчетом на то, что она станет хитом?
— Нет!
— Почему?
— Потому, что я не попаду. В их эстетике я буду смешон. Да, я могу взять модного аранжировщика, диджея, человека, который даст текст, в котором не больше трех слов. И, может быть, попаду в эту эстетику. Но это уже будет не мое. Я буду работать под кого-то. Значит, хит не получится. И мне это, что самое главное, не нужно. У меня свои замыслы. Я готовлю новый альбом с Ларой Фабиан. Кроме того, уже два с половиной года работаю над собственным альбомом, в котором играю популярную классику в стиле «лаунж».
— Сам играешь?
— А зачем мне кого-то нанимать? Это мое видение классической музыки, которую люблю. Я жил с ней, учась в школе, институте, консерватории… Дело движется медленно, потому что я наигрываю и записываю его только в Америке.
— Снова возвращаюсь к славе и популярнос-ти. Ты почувствовал себя узнаваемым в Моск-ве или еще в Николаеве, когда играл в «Каравелле»?
— На улице узнают певцов. Я же клавишник.
— Обижало это?
— Да нет. Впереди у нас был Саша Серов. А я так, теневая экономика.
— Хотелось, чтобы узнавали?
— Не знаю. Был ли я готов к популярности? Не уверен. Как воспринял славу? Достаточно приятно. А вот Саша Серов не был готов. Поэтому, может быть, в первое время его по башке очень сильно ударило. У него и депрессии были. Мог целыми днями лежать, отвернувшись к стене, ни с кем не разговаривать. Он стал бояться людей. Незнакомых, конечно.
— Скажи, а как ты определяешь, станет тот или иной исполнитель звездой?
— От настоящей звезды, уже состоявшейся или только пробивающей себе путь, исходит свечение. Я его вижу. Не знаю как, но вижу. С такими людьми работаю с удовольствием. Дело даже не в голосе. Свечение для меня важнее. А еще огромное значение имеет сексуальность. У Серова такой сексуальный голос! У него есть такие нотки, которые страшно волнуют женщин. Это вопрос не верхних нот или нижних. Многие до сих пор говорят, что у Саши есть такое в голосе, что некоторые женщины больше любят его слушать, чем смотреть на него. Хотя он гармоничен, как мне кажется, во всем.
Карлов: — Вы с ним не разругались?
— Мы не раз ругались, но при этом остаемся друзьями. Я обязательно показываю ему свои новые работы. С той же Фабиан. Или Дмитрием Хворостовским. Его мнение для меня крайне важно. Саша говорит, что ему понравилось, что нет. А что он бы и сам мог спеть.
Дибров: — И ты даешь ему спеть?
— Нет, это же для других исполнителей делалось.
— Ты согласен, что 95 процентов успеха певца зависит от его репертуара? Вот писал Крутой для Серова песни, и популярность была бешеная. Перестал, и где Серов?
— Не согласен. Наш с Серовым проект строился на равных вкладах.
— А он не звонит тебе и не просит: напиши мне «Sex Bomb» (песня, с которой Том Джонс в 1999 году вернулся после длительного перерыва на вершины хит-парадов по всему миру. — Ред.)?
— Когда позвонит и я напишу, все вернется, как с песней «Мадонна». Поверь мне!
— И все-таки нынешняя поросль на нашей эстраде какая-то мелкая. Ведь были Пугачева, Леонтьев, Ротару. Это же фигуры!
— Может быть, это публика виновата? Раз ее устраивают такие песни, их и крутят. А впрочем, во все времена были великие и те, кто рядом. С Михаилом Светловым произошла такая история когда-то. На очередном съезде Союза писателей подошел к нему один писака. Именно писака, подчеркиваю, и говорит: «Да, тяжело сейчас нашему брату писателю!» А Светлов отвечает: «А что, ваш брат — писатель?» Знаете, Высоцкий — это Высоцкий, Пугачева — это Пугачева. А все, что сейчас, действительно мелкого размера. Но это уровень, который культивируют радиостанции. Кстати, федеральные телеканалы особо этим не занимаются. Им неинтересно раскручивать песни или певцов. Сегодня им интересно взять уже популярных певцов, дать им боксерские перчатки — пусть дерутся, прыгают с парашютом, желательно не открывающимся. И тогда у них будет рейтинг!
— Хочется задать несколько личных вопросов.
— Пожалуйста.
— С нынешней супругой Ольгой ты познакомился в Америке. Ты уже не раз рассказывал, что увидел ее и сразу сказал себе: женюсь! А вот она подошла к тебе как к композитору Крутому или как к не известному ей мужчине брутального вида?
— Нет, она не подходила ко мне как к композитору. Она тоже подумала: выйду замуж! Наверное… (Смеется.)
— Подожди, что значит выйду замуж? Она же была замужем!
— Была. Но мы познакомились, и уже через три месяца она была незамужем.
— Тебя не пугают женщины, которые разводятся со своими мужьями?
— Нет. Кажется, что это такой форс-мажор, который свойственен исключительно тебе.
Карлов: — А кто в вашей семье более крутой?
— Самая крутая у нас моя младшая дочь Саша. Меня она убирает просто на раз. Находит такие слова… Мы с ней каждый день по телефону разговариваем. Я у нее, например, спрашиваю: «Ты что сейчас делаешь?» А она отвечает: «Прямо сейчас? Целую телефон, из которого слышен твой голос!» Вот так. Ей восемь лет, а она уже все понимает. Или говорит: «Ты мой принц, я выйду за тебя замуж». «А как же мама?» — «Она себе другого найдет!»
Дибров: — И кем дочь будет?
— Не знаю. Сашка хорошо рисует. Пусть дальше этим и занимается, пока нравится. А старшая дочь Вика работает в жанре танцевальной музыки. С ди- джеями американскими. Получается. Скоро заканчивает первый альбом. И клип вот-вот должен выйти.
— Если Сашка захочет пойти в шоу-бизнес? Будешь помогать?
— Детям надо помогать.
— Звонить друзьям, знакомым?
— Зачем? Важнее купить удочку, чем рыбу.
— Что такое семья для Игоря Крутого? Место, где можно отлежаться, где тебя примут любым? Или это то, ради чего все остальное делается: песни, клипы, концерты, продюсерские проекты?
— Песни были и до семьи. Мужчина прежде всего должен быть востребован в творчестве, в работе. Но если у него нет настоящего тыла, тоже плохо. Когда у тебя крепкая семья, хорошие дети, тогда и в творчестве все замечательно, и в бизнесе. И друзья у тебя тогда нормальные. Это и есть гармония. А когда из нее что-то выпадает, это уже неполноценность. Если семья ненормальная, то уже тяжелая неполноценность.
— Жена не испытывает ревности к твоим успехам? Ей не хочется проявить себя не только в семье?
— Конечно, она стремится к этому. И ответ Чемберлена состоит в том, что Оля выпускает теперь с французами духи. Я согласен со старой истиной, что за каждым успешным мужчиной стоит успешная женщина. Успех моей жены заключается еще и в том, что она много сил положила на воспитание наших детей, содержание дома в порядке и уюте. А ведь это не один дом, и даже не одна страна.
Карлов: — Почему вы не выберете что-нибудь одно, ведь разрываться между двумя континентами тяжело.
— Не знаю. Может быть, если бы жили в одной стране, получилось бы, как у Диброва!
Дибров: — А что у меня?
— Разошлись бы!
— Да Дибров уже три года живет счастливейшей семейной жизнью.
— Что же было три года назад?
— Как говорят в Ростове, гонял, как кобель по ярмарке!
— Я понял. В моем восприятии, если говорить серьезно, женщина прежде всего — это дом, семья, забота о детях. Но мужчина должен понимать, что любая женщина хочет сохранять свою индивидуальность.
— И любая женщина меняет своего мужчину, делает его другим человеком. Что поменяла в тебе Ольга?
— Во мне? Прежде всего постригла. Сказала: чем меньше волос, тем короче их надо стричь. Во-вторых, заявила: «Я окончила финансово-экономический институт в Питере и точно знаю, что не надо бояться больших расходов. Надо бояться маленьких доходов!»
Подготовила Наталия ТЕРЕХ, «ФАКТЫ»