Украина

Военкор Борис Сачалко: "Донецк не пророссийский город. Скорее, он пассивно проукраинский"

0:30 — 14 ноября 2014 eye 5479

Корреспондент телеканала СТБ всю неделю провел в эпицентре боевых действий в зоне АТО

Военный корреспондент информационной программы канала СТБ Борис Сачалко всю неделю находится на фронте. Он уже перестал считать свои поездки на восток Украины, а бронежилет и каска стали обыденными атрибутами его одежды. Борис признается, что начал привыкать к залпам снарядов и языку военных. Он побывал в самых горячих точках противостояния на востоке страны. Снимал в Донецке, Славянске и Краматорске. Прятался от взрывов в блиндажах и землянках. Когда спрашиваешь Бориса о планах, он по-армейски отвечает: «Война план покажет…»

*"Оператор Алексей Мироненко (слева) и водитель Анатолий Старенький (справа) — моя верная команда, без которой на войну стараюсь не ездить", — говорит Борис Сачалко

— Я никогда раньше не был на войне, — признался Борис Сачалко. — Но как журналист всегда хотел туда попасть. Все началось с Майдана, который стал, так сказать, моим боевым крещением. Потом были Крым и восток Украины. Честно говоря, поездка в Крым оставила у меня очень тяжелые воспоминания. Мы поехали туда во время так называемого референдума. Было понятно, что большинство крымчан пророссийски настроено. Уезжали со съемочной группой, когда повсюду уже стояли блокпосты, охраняемые «Беркутом». Возвращаться в Крым смысла не было.

— Тогда стало понятно, что следующим будет восток Украины?

— В конце апреля мы приехали в Донецк. В городе было абсолютно спокойно. Работе журналистов никто не мешал, и можно было беспрепятственно перемещаться из города в город. Тогда только появились первые звоночки будущего противостояния. Помню, мы ездили в Краматорск снимать, как местные жители блокируют колонну украинской военной техники. Второй раз появились в Донецке в первых числах мая. Город по настроениям был совершенно иной. В центре проходил массовый митинг жителей, которые вышли на улицу, держа в руках российские флаги. Одновременно в городе проходил и украинский митинг, но его участников избили. Работать украинским журналистам стало очень сложно. Приходилось даже выдавать себя за сотрудников международных информационных агентств, ведь как только местные узнавали, что мы съемочная группа из Киева, тут же окружали и начинали угрожать, что разобьют камеры. Ситуация накалялась с каждым днем все больше и больше. Последний мой эфир из Донецка записывался даже не на улице, а с площадки в одном из отелей. В городе работать уже не могли. Покидали Донецк окольными путями, по проселочным дорогам, сделав крюк километров 400, чтобы избежать блокпостов «ДНР».

— Получается, жители Донецка в основном пророссийски настроены?

— Я бы не сказал, что Донецк пророссийский город. Скорее, он пассивно проукраинский. Те, кто поддерживает Украину, ведут себя не активно. И наоборот, пророссийски настроенные, а это процентов 30 горожан, гораздо энергичнее. Буквально через пару недель после нашего отъезда украинские военные вошли в донецкий аэропорт. Одновременно туда подтянулись и сепаратисты. Началось одно из самых жестких противостояний в этой войне.

— Сколько раз вы были в зоне АТО?

— После десятого раза перестал считать. Для новостей в зоне АТО работают две-три группы, которые меняют друг друга через 1—2 недели. Признаюсь, мое сознание до сих пор так и не может привыкнуть к войне. Но когда попадаешь в зону боевых действий, в голове будто что-то перещелкивает. Понимаешь, что изменить ничего не можешь и должен работать в данных условиях. А не ехать туда, понимая что в стране война, я не могу.

— Помните, как первый раз оказались под обстрелом?

— Слава Богу, под обстрел «Градами» я не попадал (надо сплюнуть три раза). Хотя бойцы говорят, что даже в этом ничего страшного нет — главное, успеть добежать до блиндажа. Первый раз под обстрел я попал под Славянском, когда город штурмовали наши военные. Мне запомнился не столько обстрел, сколько отношение к нему наших бойцов. Мы стояли в поле рядом с несколькими десантниками. Слышим, в 50 метрах от нас началась стрельба. Мы с оператором изменились в лице, испуганно спрашиваем у военных: «Ой, что это?!» А десантник так спокойно: «Расслабьтесь, ничего страшного».

Знаете, человек может ко всему привыкнуть, и теперь даже обстрелы не вызывают у меня шока. Мы не раз попадали под минометный удар, да вот буквально сегодня по нам стреляли. Когда мы были еще необстрелянные, ездили с официальной группой представителей штаба АТО. Это было в июле. Нам предстояло ехать в колонне из шести машин. Военные подошли к нам, сидевшим в легковушке, и сказали: «Что бы не случилось, главное — не дергайте рулем. И мчитесь со скоростью не меньше 160 километров в час». Уже не помню, как мы домчались до поста, но через 5 минут после этого дорогу, по которой мы ехали, сильно обстреляли. Завязался бой, один БТР подбили, среди наших ребят были раненые.

— Какая из ваших командировок оказалась самой экстремальной?

— Это было пару месяцев назад, я остался в зоне АТО на выходные дни. Позвонил продюсер и сказал, что у него в Краматорске есть информатор, который готов провести меня в город. Тогда он был под контролем сепаратистов. Меня охватили смешанные чувства: с одной стороны, страшно, а с другой — это же возможность сделать эксклюзив! В результате я согласился. Мы встретились под Славянском, несколько раз меняя место встречи. В тот день шли сильные бои возле Славянска. Осведомитель приехал на легковой машине с мамой и знакомым водителем, который по легенде стал его двоюродным братом. А я — далеким родственником из Киева.

Наша авантюра удалась, я поснимал в Краматорске. Правда, камеру было нельзя брать, я записывал видео на телефон. Самым сложным оказался выезд из осажденной зоны. Был июль, и тогда только стали появляться первые военные с кавказской внешностью. Мы ехали в Славянск через Святогорск, где находится любимый храм Януковича. За городом стоял блокпост, который охраняли чеченцы. Из вооружения у них гранатометы, снайперские винтовки. Я все это аккуратно снимал, и вдруг один из чеченцев это заметил. Машину остановили, я понял, если они найдут мои записи, то, скорее всего, я там навсегда и останусь… Я резко отбросил телефон под сиденье. А мама информатора стала заговаривать зубы чеченцам, рассказывать что-то про храм, монахов. Ей я благодарен за то, что спасла мне жизнь.

— Сейчас все говорят о наращивании сил противника.

— Это ни для кого не секрет. Но наших военных на востоке тоже очень много. Основные позиции сильно укреплены. Много техники, артиллерии. Здесь такое ощущение, что что-то готовится. Все называют это затишье перед бурей. На днях мы были в селе Марьинка под Донецком. Это крайний населенный пункт на линии фронта. Дальше — сепаратисты. Наши ребята находятся под постоянным обстрелом. Местные жители ужасно устали от всего происходящего. Я не раз слышал, как они просили украинских военных дать несколько сильных залпов в сторону боевиков, чтобы, наконец, их окончательно разбить. Люди устали и готовы на все, только чтобы прекратилась война. Но они не понимают, что все на самом деле зависит не от бандформирований, а от одного человека в Кремле. С бандами разобраться несложно, а вот воевать с регулярной российской армией — это совершенно другое. Многие жители в Краматорске, у которых знакомые по ту сторону линии фронта, рассказывают с их слов, что заезжает военная техника под российскими флагами.

— Какие настроения у наших бойцов?

— Они рвутся в бой. Особенно те, кто потерял друзей во время войны. Мы записывали интервью с одним из кадровых военных, который прошел Афганистан. Он сказал, что у бойцов проявляется один из афганских синдромов: те, кто ощутил боль потери близких, готовы глотки перегрызть и дойти до Москвы. Никого уже не пугают холода, лишения, травмы. Боевой дух ребят на высоте, и они не собираются сдаваться.