Известный актер приехал в столицу Украины, чтобы сыграть в гастрольных спектаклях питерского Большого драматического театра имени Г. Товстоногова
Есть актеры, которых любят все, без исключения. Они завоевали зрительские сердца как-то сразу и навсегда. Фильмы с Олегом Басилашвили (»Осенний марафон», «Вокзал для двоих», «Служебный роман», «О бедном гусаре замолвите слово») мы знаем почти наизусть, но каждый раз смотрим их будто впервые. Участие Олега Басилашвили в той или иной картине или спектакле всегда гарантия качества. Говорят, в родном Большом драматическом театре, в котором Олег Валерианович служит уже 50 лет, его любя называют Басей… Так к нему обращалась на репетициях и Алиса Фрейндлих во время киевских гастролей. 74-летний актер жаловался на неважное самочувствие из-за жары, но в спектаклях «Калифорнийская сюита» и «Дядюшкин сон» перевоплощался на глазах. Киевские зрители аплодировали знаменитому актеру стоя.
- Олег Валерианович, правда, что вас называют Басей?
- В театре так ко мне обращались только близкие друзья. Увы, почти никого из них уже нет в живых. Из старой гвардии, включая меня, осталось два-три человека, да и то на ладан дышим. У нас был спектакль «Квартет», в котором мы со зрителями прощались: Кира Лавров, я, Зиночка Шарко и Алиса Фрейндлих. Главные герои — певцы, живущие в доме ветеранов и мечтающие в день рождения Джузеппе Верди спеть квартет из оперы Верди «Риголетто». Когда-то они исполняли его лучше всех в мире. Сейчас голоса уже нет, но они живут этой мечтой и вместе с ней уходят из жизни. Голоса звучат, а певцов уже нет. Вот и Кира Лавров уже на том свете…
- Кирилл Юрьевич умер вскоре после съемок в картине «Мастер и Маргарита», что в очередной раз дало основание говорить о влиянии этого мистического романа на судьбы актеров, которые играют его в театре или на сцене. Вы не боялись, соглашаясь на роль Воланда?
- Конечно, хочется сказать: все это ерунда! Но, думаю, с романом действительно все обстоит не так просто. Честно говоря, мне тоже было немного не по себе, когда получил предложение сыграть Воланда. Все вокруг говорили: «Мистика! Бог вас покарает!» Тогда я как раз был в Киеве на гастролях, вот и решил пойти в только что восстановленный храм в Киево-Печерской лавре попросить у Бога разрешения сниматься в «Мастере и Маргарите». Прихожу, а храм закрыт. Делать нечего, зашел в находящийся рядом. Стою. Вдруг подходит ко мне женщина. «А вы не хотите посмотреть восстановленный храм?» — спрашивает. «Мечтал об этом, только там закрыто», — говорю. А она мне: «Пойдемте, вдруг пустят». И точно, только мы подошли, какой-то служка двери открывает: «Проходите». Я оказался в храме один и воспринял это как знак: мне разрешают.
- На ваш взгляд, кто такой Воланд? Дьявол?
- Ни в коем случае! Дьявол — искуситель, он даже Христа искушал в пустыне. А Воланд никого не совращает, он просто наказывает порок. Убивает стукача барона Майгеля, казнит атеиста Берлиоза, а из талантливого, но малограмотного поэта Бездомного делает философа. Ему много тысяч лет отроду, он прожил гигантскую жизнь, говорил с самим Богом. И вот спустя сотни тысяч лет является на Землю, чтобы посмотреть на людей. В социалистической Москве, говорят, живут свободные люди, отрицающие Бога. Интересно! И что же он видит? Люди такие же, какими они были тысячи лет назад. Одеваются иначе, на автомобилях ездят, но в остальном все, как прежде. «Я прав», — думает он. Весело ему или грустно? Грустно, потому что человеческую природу, в которой заложено много подлого, не изменить. И вдруг он встречает двоих, которые не похожи на остальных людей. Талантливого и честного писателя (не от мира сего) и женщину, которая кожу с себя готова содрать, только бы ему было хорошо. Такой любви Воланд тоже не встречал. Более того, он завидует Мастеру, потому что его самого никогда так не любили и любить не будут. И он понимает, что этим двоим не место на земле, их просто затопчут в этом «социалистическом раю». Жаль. Значит, надо им помочь. И он помогает. Разве это плохой поступок?
- Существует легенда, согласно которой Эльдар Рязанов обязался снимать вас в каждой своей картине.
- Это не легенда. Такая расписка у меня действительно была. Я ее потом немножечко переделал, дописав: «А если я не буду снимать Басилашвили в своих картинах, обязуюсь выплачивать ему гонорар за невыполненную работу как за выполненную». И пригрозил подать на него в суд. Он, видимо, с перепугу начал активно меня снимать. Хотя насчет всех своих картин Рязанов, наверное, погорячился. Первым нашим совместным фильмом стал «Служебный роман».
- Достаточно вспомнить фильм «О бедном гусаре замолвите слово», где я играл Мерзляева, — одна фамилия чего стоит. Действительно, у него я, как правило, играл людей, мягко говоря, неоднозначных. Но никогда не обижался. Наоборот, всегда был благодарен, ведь в советское время только в отрицательных ролях была правда.
- К тому же все ваши мерзавцы получались обаятельными!
- А как же! Отрицательный персонаж обязан быть симпатичным, ему должны верить.
- Бывало такое, что вас утвердили на роль, а ее сыграл другой актер?
- Могу вспомнить всего один такой случай. После проб я получил главную роль. Съемки должны были начаться через две-три недели, и вдруг режиссер вызвал меня к себе, на «Ленфильм». Захожу в комнату, а там сидит вся группа: оператор, его ассистенты, художник по костюмам и даже гримеры. «Олег Валерианович, — говорит режиссер, — вы знаете, как я хотел, чтобы вы снимались в моей картине. Но, к сожалению, вы эту роль играть не будете. Почему, я не могу объяснить. И хотя от нас это не зависит, все равно извините». Режиссер собрал всю группу, чтобы я поверил: он не врет. Когда я впоследствии увидел картину, сам все понял. Главную роль отдали актеру, жена которого работала на «Ленфильме» редактором.
- Нынешнее время имеет преимущество перед советским?
- Если брать во внимание отсутствие дефицита и возможность путешествовать, безусловно. Помню, как я впервые попал в Финляндию, которая в свое время была забитой окраиной царской России. На меня она произвела ошеломляющее впечатление. Железнодорожный вокзал в Хельсинки похож на нынешний шикарный торговый центр «Глобус». Насколько я знаю, у вас в Киеве такой тоже есть. Можете себе представить: попасть в такой рай из нищей, полуголодной страны. Ведь мы жили в коммуналках, где не было приличных туалетов, а из кранов только по большим праздникам текла горячая вода. Если вам удавалось купить носки, вас непременно спрашивали: «Где достал?» Или кто-то прибегал на работу и истошно кричал: «В соседней «стекляшке» выбросили кур!» И все неслись туда.
- Да, мы влюблялись, ухаживали за девушками, женились, рожали детей и в общем были счастливы. Но в той жизни были определенные условия игры. Чтобы съесть курицу, надо было сначала ее достать. За холодильником шли в… обком партии, только там его могли выписать. За машиной нужно было долго стоять в очереди, правом на льготы пользовались лишь избранные категории населения. Меня, например, в очередь на мой первый автомобиль записал какой-то ветеран. И вдруг мы попали в мир, где совершенно невообразимое количество ярких красок и не виданных нами доселе товаров. Знаете, что меня больше всего поразило в Японии? Зажигалки! Я, видите ли, много курю, поэтому на гастроли брал с собой несколько упаковок спичек. А они оказались бракованными, без серы. Протащил через половину земного шара полчемодана простых палочек.
- Обидно!
- До ужаса! Вот и говорю японцу: «Я зажигалку свою забыл». Стыдно же признаться, что у нас их днем с огнем не сыщешь. А он так небрежно говорит: «Возьмите мою». Я эту зажигалку потом подарил своему другу, который долго отказывался: «Это очень дорогой подарок». Представляете? Суточные у нас были четыре доллара, столько стоит один бутерброд. Как на эти деньги сутки прожить? Невозможно, поэтому мы везли с собой два чемодана: один — с вещами, другой — с продуктами. Все было точно рассчитано: сухая колбаса, потому что она не портится, хлеб, пусть даже черствый, но свой, электроплитка, пакеты с сухими супами и кашами. Их, как и колбасу, тоже надо было достать. Всем этим мы питались, чтобы четыре доллара сэкономить. Гастроли длились два месяца, и на руках у нас оказывалось по 240 долларов — большие деньги! Умудрялись купить жене шубу, детям ботинки, подгузники всякие. Чувствовали себя униженными. Мы не ходили не то что в рестораны, даже в закусочные. Помню, в Японии я получил большой гонорар и попросил одну нашу актрису, Валю Ковель, у которой был такой же размер ноги, как у моей жены, пойти со мной в магазин. В шикарном магазине мы купили шесть пар обуви супруге. Конечно, дефицит ужасен, хотя по сравнению со сталинскими временами все это было совершеннейшей ерундой.
- Что вы помните о том времени?
- Расскажу вам один эпизод… Идем мы с приятелем на подмосковной станции Пушкино, где у нас была дача. Солнце светит, птички поют, мороженое вкусное едим. Стоят эшелоны с заключенными: обыкновенные теплушки, как для скота, с зарешеченными окошками. Их охраняют вооруженные солдаты. И кто-то там за решеткой скребется, пытаясь обратить на себя наше внимание. Ни разу у нас в душе не шевельнулось к ним никакого чувства — ни жалости, ни сострадания. А ведь там люди. Полнейшее равнодушие. Правда, и ненависти к ним как к врагам народа тоже не возникало. Если кого-то из знакомых арестовывали, этот человек просто исчезал. И к подобному тоже относились как к должному! Просто шепотом передавали друг другу новость: «У Витьки отца арестовали». — «Да, а за что?» Вина человека сомнению не подлежала, все интересовались, что именно он сделал. В обществе царило равнодушие, а это, на мой взгляд, очень страшно.