3 марта Джону Бон Джови исполнилось 59 лет. Он по праву считается одним из самых популярных рок-музыкантов в мире. Статус рок-звезды ему и его группе Bon Jovi принес их третий альбом Slippery When Wet, который вышел 35 лет назад. Диск продержался восемь недель кряду на вершине американского национального хит-парада. Альбом стал платиновым 12 раз и входит в список 100 самых успешных дисков в истории США.
Юбилею Slippery When Wet посвящено интервью, которое Джон дал британской журналистке Хэдли Фриман для газеты The Guardian. Собеседники общались по видеосвязи в Zoom. «ФАКТЫ» подготовили перевод этой откровенной беседы. Речь в ней идет не только о музыке, но и политике, жизненных ценностях, любви и дружбе.
— Джон, ваша песня Livin' on a Prayer («Живем молитвами». — Ред.), вышедшая в 1986 году, стала визитной карточкой группы…
— Это так. Мы исполняли ее, наверное, миллион раз, но, если хотите, я могу спеть снова. Прямо сейчас, специально для вас.
— Господи! И это не будет сумасшедшим сном, навеянным очередным локдауном?!
— Нет. Я начинаю… (Бон Джови поет первые строчки из своего знаменитого хита: «Было время, Не так уж давно… Томми работал в доках. Штаты бастовали… О, мы на середине пути, живем молитвами…»)
— Невероятно! Джон Бон Джови поет для меня. И гитару откуда-то вытащили!
- Она всегда рядом со мной.
— Слушайте, я тут подумала… Это же все равно, что я пригласила бы вас спеть на моей частной вечеринке! Сколько вы берете за подобное выступление?
— Лукавить не стану. Я вам сейчас сэкономил более миллиона долларов!
— Скажите, а вам не надоело исполнять Livin' on a Prayer?
— Отвечу коротко — нет! Эта песня стала для нас благословением. Уверяю вас, она родилась из ничего. Был самый обычный день. Мы с ребятами сидели и разговаривали. Ни о чем, обычная болтовня за бутылкой пива. И вдруг слова сами стали складываться в песню. И я счастлив и горжусь тем, что под этим текстом стоит и мое имя.
— Вы тогда понимали, что сочинили суперхит?
— Вовсе нет. Мы вышли из дома на улицу, я и Ричи Самбора (рок-гитарист, играл в группе Bon Jovi. — Ред.), а он уже тогда был с нами, и я сказал: «Неплохо получилось. Может, удастся продать ее для какого-нибудь фильма». Ричи посмотрел на меня и засмеялся: «Ты идиот! Это по-настоящему классная песня!» Я ответил: «Ну, не знаю, куда она нас сможет привести…» Должен сказать, что тогда, в первоначальном варианте, там не было этого знаменитого проигрыша на бас-гитаре — бум-бум-бум. Песня звучала как некое подражание группе Clash (культовая британская рок-группа, очень популярная в 1976—1986 годах. — Ред.).
— Вам хватило денег, принесенных этой песней, чтобы купить дом?
— Сейчас мой взгляд похож на тот, которым одарил меня тогда Ричи. Денег хватило, чтобы мы все купили себе по дому! Кстати, я по-прежнему живу в этом доме, который тогда приобрел. Он мне нравится. Я родился в Нью-Джерси и всю свою жизнь живу здесь. Знаете, как меня называют? Принц Нью-Джерси!
— А кто тогда король?
— Король Нью-Джерси, безусловно, Брюс Спрингстин (знаменитый американский рок-музыкант по прозвищу Босс, чьи песни посвящены проблемам и чувствам простых людей. — Ред.).
— И вам не хотелось переехать куда-нибудь в Калифорнию, Флориду или на Гавайи? Ведь вы, насколько мне известно, занимаете шестое место в списке самых богатых рок-звезд в мире, между Стингом и Элтоном Джоном.
— Нет, мне хорошо здесь, дома. У меня самый обычный дом, конечно, он большой, семья ведь тоже немаленькая. Но никаких глупостей и роскоши. Стены обшиты деревянными панелями. Вам видно? Знаете, я живу совершенно нормальной жизнью, не характерной для рок-звезд. Не люблю выставлять напоказ всякие золотые статуэтки, завоеванные нами. И платиновые диски у нас не висят на стенах…
— Вы сказали, семья немаленькая…
— Да, у нас с женой четверо детей. Стефани — 27 лет, Джесси — 25, Джейкобу — 18, Ромео — 16. Наши младшие долгое время даже не догадывались, чем занимается их отец.
— Сколько лет вы уже в браке?
— Мы с Доротеей поженились 31 год назад. А знакомы уже более 40 лет. Она сидела за мной в школе на уроках истории. Знаете, я люблю ясность и стабильность во всем. Мне не нужны безумные интрижки, ссоры. Повторю, мне нравится жить в Нью-Джерси. Признаюсь, когда-то я поддался соблазну и купил дом в Малибу. Но жизнь там совершенно не похожа на здешнюю. Все охотятся за знаменитостями. Говорят друг о друге за спиной всякие глупости. Это не для меня. И я продал там дом. Ненавижу, когда из моей группы кто-то уходит. Тико Торрес и Дэвид Брайан со мной с первых дней существования Bon Jovi. И это здорово. А вот Ричи пришел к нам позже и в 2013 году ушел из группы. Для меня это был такой сильный удар, что я три года жил словно во тьме.
— А сейчас вы общаетесь с Самборой?
— Нет. С тех пор мы ни разу не разговаривали. Он сделал свой выбор. Но это разбило мне сердце. Он был частью нашей группы, нашей семьи. Но я понимаю, что Ричи был прав. Он просто не мог продолжать играть с нами. Было много разногласий.
— В прошлом году Bon Jovi намеревались отправиться в мировое турне в поддержку своего нового альбома 2020. Но помешала пандемия коронавируса…
— Страшно не люблю, когда моим планам что-то мешает. Что-то, что не зависит от меня. С одной стороны, я жутко зол на пандемию. С другой стороны, то, что происходит с нами уже год, помогло нам записать очень сильный, как мне кажется, альбом. Одна из песен называется Do What You Can («Делай, что можешь»). Она непосредственно посвящена борьбе с коронавирусом. Но есть и другие композиции. Проблем в 2020 году хватало. И, к сожалению, они никуда не делись. Песня Lower the Flag («Приспустить флаг») о проблеме контроля над торговлей огнестрельным оружием. American Reckoning («Американский судный день») посвящена убийству Джорджа Флойда и движению Black Lives Matter. «Делай, что можешь» — это попытка сплотить людей перед лицом общей беды. Но я прекрасно понимаю, что одними песнями людям не поможешь. Поэтому мы с женой и детьми не отправились на какой-нибудь тропический остров, где нет коронавируса, а мыли посуду в общественной столовой и раздавали бесплатную еду тем, кто в ней нуждается. Не хочу никого критиковать и судить, но, как мне кажется, эти реальные дела значат в такое тяжелое время немного больше, чем выложить в YouTube видео того, как ты поешь песню Леннона Imagine.
Читайте также: Дженнифер Лопес: «Пандемия вынудила меня пройти курс психотерапии»
— С вами многие музыканты не согласятся.
— Знаете, даже у нас в группе нет согласия по этому поводу. Но я никого не принуждаю думать так же, как думаю я. Главное, не позволять различиям во взглядах мешать общему делу. А так у каждого своя жизнь. Я живу и думаю так, как считаю правильным.
— В январе вы приняли участие в телеконцерте, посвященном инаугурации Джо Байдена. Вас ведь не первый раз приглашают на подобные мероприятия с политическим подтекстом?
— Началось все в 90-е. Губернатор Арканзаса по имени Билл Клинтон был первым (смеется). Он и несет ответственность за все это. Он связался с нами и предложил поддержать его избирательную кампанию. Мы согласились. С тех пор очень тесно сотрудничаем с демократами. Знаете, если бы Эл Гор победил на выборах Джорджа Буша-младшего, я стал бы министром развлечений! (Смеется.) Но он проиграл. А на инаугурации президента я впервые спел в 2009 году. Тогда мы выбрали Барака Обаму.
Читайте также: Принц Гарри спел дуэтом с Джоном Бон Джови
— Вы поддерживаете только демократов?
— В принципе, да. Но бывают и исключения. В 2015 году мы разрешили тогдашнему губернатору Нью-Джерси Крису Кристи использовать наши песни, когда он выдвинул свою кандидатуру на предварительных выборах президента. А он республиканец.
— Слышала, что Брюс Спрингстин отказал Кристи в этом. Вы не согласны с королем Нью-Джерси?
— Я не знаю, как Брюс относится к Крису, поэтому комментировать не стану. Но я не хочу прослыть лицемером. Я ведь пишу всю свою жизнь песни, которые критики и поклонники называют политическими, социальными. Эти песни — свидетельства нашего времени. И с моей стороны было просто глупо не попытаться хотя бы выслушать противоположную сторону. То есть республиканцев.
— А Дональду Трампу вы разрешили бы использовать ваши песни?
— Нет! Нет, нет и еще раз нет! Вот его как раз я слушать не желаю! Наелись досыта! Во всем. В том, как он провалил борьбу против пандемии, как он повел себя с иммигрантами, как вышел из Парижского соглашения по климату. Поэтому нет и нет! Буду откровенным. Наши с Трампом отношения кто-то может назвать странными. Мы неожиданно столкнулись с ним в 2014 году. Тогда я и группа канадских инвесторов решили купить футбольный клуб «Баффало Биллс» из Нью-Йорка. Неожиданно мы столкнулись с массированной кампанией, целью которой был срыв этой сделки. В «Баффало» стены домов пестрели оскорбительными граффити в мой адрес. В соцсетях предлагали создать в городе «свободные от Бон Джови зоны». Знаете, как «зоны, свободные от оружия»? Прокатилась волна слухов, что Джон Бон Джови купит команду и увезет ее в Нью-Джерси или еще дальше — в Канаду. Я все это решительно опровергал, но это не помогло. В итоге клуб был продан другим покупателям. Я смирился. Вдруг три года назад узнаю, что организовал эту грязную кампанию… Трамп! Он нанял специального человека для этого, Майкла Капуто. Я был шокирован. Господи, это же настоящее дно! Трампа судьба клуба не интересовала вовсе. Для него это был просто бизнес, очередная возможность заработать. Он планировал обанкротить «Баффало Биллс», чтобы купить его за гроши, а потом выгодно перепродать. А его человек, Капуто, действовал нагло. Он вылил на меня столько лжи, что я впервые в жизни по-настоящему испугался. Во всей этой истории меня успокаивает только то, что клуб в итоге Трампу не достался. И он переключился на президентские выборы. Черт возьми! Лучше бы он купил этот футбольный клуб, чем стал президентом! Кстати, Капуто продолжал работать на Трампа уже в Вашингтоне. Его допрашивали в ходе расследования о вероятном вмешательстве России в наши выборы. А потом этот человек руководил кампанией по введению общественности и СМИ в заблуждение относительно действий администрации Трампа по борьбе с коронавирусом. Это ужасно.
— Как вы отнеслись к победе Трампа на выборах? Я поняла, что он стал президентом спустя два года после этой истории с «Баффало Биллс»…
— Знаете, как большинство американцев, я должен всячески поддерживать институт президента, Белый дом. Черт, вы только послушайте, как заученно звучат эти слова! Это потому, что я все еще страшно разочарован четырьмя годами Трампа. И презираю наших политиков, которые, спасая свою карьеру, продали тело и душу этому человеку. Слушайте, может, хватит говорить о политике?
— Я вас услышала. Предлагаю вернуться к музыке. В каком возрасте вы написали свою первую песню?
— Мне было 19. Это была песня Runaway («Беглец»). Она вошла в наш первый альбом и стала хитом.
— Вам был 21 год, когда вы подписали первый контракт с фирмой звукозаписи. Это вы решили назвать группу вашим именем?
— Нет, это было общее решение. Ребята сказали, что я их босс и одновременно лицо группы. Руководство фирмы согласилось с этим. А я тогда почувствовал себя диктатором поневоле (смеется). Нас продвигали как команду, которая играет тяжелый рок. Соответствовать этому имиджу должны были и мы. Отсюда длинные волосы, обтягивающие штаны, гитары с длиннющими грифами. Я пытался спорить, но меня не слушали. Как любую новую группу, нас сначала выпускали на разогрев перед концертами уже известных исполнителей. Я хотел, чтобы мы играли перед шоу Брайана Адамса или The Cars. А нам велели идти на разогрев перед Kiss, Scorpions, Judas Priest. Нам объясняли: у «тяжелых» групп всегда верная армия поклонников, у попсы публика крайне капризная и непостоянная. И мне приходилось подчиняться сначала, хотя Judas Priest я никогда не слушал.
— Джон, я вот смотрю на вас и поражаюсь — выглядите великолепно! Вы почти не отличаетесь от того Бон Джови, который 35 лет назад покорил весь мир…
— Ага, только все лицо в морщинах, короткая стрижка, полностью седые волосы (смеется).
— А в остальном ничего не изменилось! Как вам удалось противостоять соблазнам, которые постоянно возникают перед рок-звездами?
— Секрет простой. Вместо того, чтобы тусить с Aerosmith, я занимался йогой.
— А в юности? Неужели не пробовали наркотики?
— Скажу честно, нет. У меня никогда не возникало такого желания. Или необходимости. Мне не нужно было убегать от реальности, и я не искал каких-то неземных наслаждений. Так зачем мне тогда наркотики?
Читайте также: «Хотел бы снова сняться в фильме о Джеймсе Бонде»: интервью с Мадсом Миккельсеном
— Возможно, секрет еще в вашем нормальном стабильном детстве?
— Трудно назвать мое детство стабильным. Проблем в нем хватало, как у большинства из нас. Но, возможно, их все же было не так много, чтобы я попытался искать спасения в наркотиках. Думаю, тут сыграло решающую роль другое. Слишком много моих друзей умерли от наркотиков или превратили свою жизнь в сущий бардак. И я был тому свидетелем.
— Вы продали более 100 миллионов экземпляров дисков с песнями Bon Jovi и вдруг совершенно неожиданно решили сниматься в кино. Почему?
— Мне было интересно попробовать себя в качестве актера. Началось все с эпизодической роли в вестерне «Молодые стрелки 2», для которого я написал несколько песен. Потом я сыграл привлекательного художника в фильме «Лунный свет и Валентино»…
— Вместе с четырьмя голливудскими звездами: Кэтлин Тернер, Вупи Голдберг, Гвинет Пэлтроу и Элизабет Перкинс!
— Да, это так. Потом мне предложили роль привлекательного мужчины в сериале «Элли Макбил», потом — привлекательного фотографа в сериале «Секс в большом городе»…
— Вы намеренно с иронией повторяете «привлекательный». Почему?
— Знаете, я быстро понял, что продюсеры пытаются использовать мой имидж рок-звезды. Мои актерские способности никого не волновали. И мне это надоело. К тому же мне намекнули, что могут сделать из меня кинозвезду, если я заброшу музыку. И я их послал. В шекспировский клуб так и не вступил (смеется). Скажу честно, нисколько об этом не жалею. Мне кажется, человек не может одинаково хорошо заниматься двумя вещами одновременно. Вспомните рок-музыкантов, которые снимались в кино, — Стинг, Фил Коллинз, Мадонна, в конце концов. Они попробовали и потерпели неудачу. Я не стал гнаться за большими ролями. И в деньгах не нуждался. Мотивация продолжать отсутствовала…
Читайте также: Пенелопа Крус: «Первые уроки актерского мастерства получила в салоне красоты, где работала моя мама»
Фото в заголовке The Guardian
Перевод Игоря КОЗЛОВА, «ФАКТЫ» (оригинал Hadley Freeman / The Guardian)