Сто лет назад, во время строительного бума на Крещатике, люди платили по тысяче рублей за каждые четыре с половиной квадратных метра пустырей
Когда-то в Киеве было много бесхозной земли. Пустыри и овраги омрачали виды центральных кварталов. Поэтому городские власти, мечтая об уплотнении застройки, смотрели на самозахваты «пустошей» сквозь пальцы. Под самым Царским (нынешним Мариинским) дворцом находилась большая овражистая терраса, распланировать которую под регулярную застройку было совершенно невозможно. Тем не менее там селились люди, в основном отставные солдаты, ветераны, студенты, бедные чиновники. Они укрепляли кручи, навозили землю, ставили сельские хатки-мазанки, сажали сады. Позже городская беднота облюбовала для жилья пустынные овраги в районе теперешних улиц Фрунзе и Олены Телиги, вблизи Кирилловской церкви. За небольшую взятку околоточному надзирателю Антифееву здесь мог селиться кто угодно. В честь этого чиновника район и назывался Антифеевкой. Когда Городская дума опомнилась, все уже было продано, куплено и застроено…
Гласным Думы хватило ума не поднимать скандала. Улицы внесли в план города, хозяев усадеб ввели в права владения. С одной стороны, это, конечно, криминальная история. Но нельзя же судить людей за то, что они благоустроили пустыри и провели дороги! Как-никак они сделали полезную работу, не требуя ни копейки из городского бюджета!
Собственно, история самого Крещатика начинается с типично киевского «наезда» на пустырь. Прежде всего были бесплатно розданы участки городской земли между старыми укреплениями на теперешней Костельной улице и Печерской крепостью (нынешний парк Славы). Эта земля подлежала застройке по первому строительному плану города. Его составили еще во время визита в Киев императрицы Екатерины. Но возведение домов из-за войн все время откладывалось. Никто даже не знал, как к этому плану подступиться, с чего начать. И только когда в Киев прибыл новый военный губернатор — англичанин Андрей Семенович Фенш, — он стал по приказу раздавать землю на огромном пустыре всем желающим. Совершенно бесплатно. Но с условием, чтобы на полученном участке через два года уже стоял дом, выстроенный по проекту городского архитектора. Тот, кто замешкался хоть на день, тут же лишался дармовой земли, и ее получал другой претендент.
Государевы наделы военный губернатор раздавал самолично, ни перед кем не отчитываясь. Естественно, самые лакомые кусочки перешли в руки первых лиц городской администрации, вельмож, сановников и аристократов. Но поскольку высшее начальство уже имело бесплатные квартиры с казенными дровами, сеном, водой и освещением и не хотело терять эту привилегию, оно позволило себе маленькую хитрость, записывая государевы наделы на своих жен.
Так среди счастливых обладательниц участков в новом центре города оказалась супруга губернатора София Карловна Фенш (сами они жили на полном довольствии в Царском дворце). Повезло и жене киевского коменданта Анне Карповне Массе. Она получила участок в престижном Виноградном переулке (он прилегает к улице Пилипа Орлика на Печерске).
Жена городского архитектора Марьяна Григорьевна Меленская также дважды участвовала в разделе городского пустыря. Прежде она получила усадьбу в самом начале Крещатика, но потом муж надумал построить там Городской театр (сейчас на этом месте находится Украинский дом), а взамен добыл ей также бесплатную усадьбу на месте снесенных «кригс-комиссарских мундирных магазинов» (складов) у Золотых Ворот.
Обыкновение прихватывать к казенной квартире еще и дармовой надел под усадьбу, записываемую на имя жены, сохранилось среди киевского служилого дворянства и после знаменитого «передела», который затеял Андрей Семенович Фенш. К примеру, корпусный генерал, герой Отечественной войны Николай Раевский жил с семьей в Царском дворце, но имел неподалеку (в районе теперешнего Дома офицеров) еще один дом с усадьбой, оформленный на имя супруги.
В то время никто не обращал внимания на Крещатик, представлявший собой почти не застроенную глухую улочку в грязном овраге со своенравным ручьем, который вечно грозил наводнением. Само название улицы, Крещатик, в списках застройщиков вообще не упоминается. Жалкий поселок в овраге назывался тогда «местом между Старокиевской крепостью и Печерской горой». Здесь нарезали наделы захудалым чиновникам и мещанам. Несколько участков получили немцы-ремесленники: кузнецы, седельники, цирюльники, скорняки.
Но среди первых жителей Крещатика — скромных тружеников — попадались и люди оборотистые. Хорошо знакомые с планом городской застройки, они догадывались о великом будущем этой улицы. Жить среди тогдашней бедноты они не собирались, но наделы брали. Рано или поздно, считали они, раздача земли закончится, и участки у ручья будут стоить больших денег. Тогда-то и придет их черед! И действительно, спекуляции недвижимостью в Киеве начались на Крещатике, и произошло это раньше, чем предполагали первые его поселенцы.
Вот что пишет о первых махинациях с недвижимостью историк Киева Иван Щиткивский, изучавший архивные документы магистрата. «Некоторые усадьбы были взяты для спекуляции. Например, участок Ь 93 (тогда была особая система нумерации домов. — Авт. ) на Крещатике взял мещанин Михалев, застроил его и продал полковнику Сиверсу. Участок Ь 27, тоже на Крещатике, взял вахмистр Варфоломеев и, застроив, продал губернскому секретарю Еремееву. Участок Ь 6 взял мещанин Хлопотовский и, застроив, продал дворянину И. Добровскому. Подобные факты говорят о том, что в жилищах действительно была нужда, и на этом ловкие горожане зарабатывали деньги».
Конец киевскому «переделу» положил указ Сената 1803 года с предписанием продавать городские земли «с публичных торгов» и только с согласия магистрата.
К середине ХIХ века скупкой и перепродажей земли занимались многие киевляне. Увлекался этим и прославленный киевский врач Федор Федорович Меринг. Наиболее значительным его приобретением в 1860-х годах оказалась огромная усадьба Бенцова в центре города. Одной своей стороной она выходила на Крещатик и занимала пространство от Лютеранской до Институтской улицы. Позже ему досталась также часть бывшей усадьбы графа Безбородко, на которой вскоре была распланирована Банковая улица.
Меринг не был тем беззаботным чудаком, каким его принято изображать. Он делал все, чтобы его недвижимость работала и приносила доходы. На усадьбе появлялись склады, мастерские, жилые дома и даже балаган для цирка, к которому городское управление проложило дорогу с Институтской улицы. Содержать в надлежащем порядке такое огромное частное владение в центре города с каждым годом становилось сложнее. Администрация не собиралась мириться с «диким поселением» на Крещатике и требовала соблюдения всех правил и норм «Городского положения».
Наконец Мерингу удалось заключить договор с Думой на совместное проведение работ по благоустройству Банковой улицы и переложить таким образом часть затрат на чужие плечи. Наследники профессора-землевладельца поначалу придерживались такой же тактики и надеялись получить от города деньги для прокладки через усадьбу новой улицы от Крещатика до Банковой. Проект поступил на рассмотрение гласных, но был ими отвергнут. Как говорил тогда депутат Рустицкий, «городу придется принять на себя новые расходы по мощению, ремонту и освещению проектируемых улиц, по содержанию лишнего числа городовых». Кроме того, говорил он, «Крещатик имеет резервуар прекрасного воздуха», а при застройке усадьбы Меринга «в гигиеническом отношении состояние Крещатика должно будет понизиться».
Решение Думы заставило сына покойного профессора — Михаила Федоровича Меринга — отказаться от честолюбивых планов отца и приступить к ликвидации частного поселка в центре Киева. В мемуарной литературе бытует мнение, будто уникальное владение профессора было продано в вечное владение городу за бесценок. На самом же деле Меринг-младший продал его не Думе, а созданному им же самим Домостроительному обществу, в которое вошли самые богатые люди Киева. За 10 десятин земли они дали ему в 1895 году 800 тысяч рублей, по другим сведениям -
1 миллион 600 тысяч рублей! (для сравнения: годовое жалованье гласного Думы составляло тогда 3 тысячи рублей, самая дорогая французская булка стоила 8 копеек, гусь на рынке обходился в 1 рубль, пара цыплят — в 50 копеек). Любопытно, что сама Дума умудрилась получить свое, не заплатив ни копейки. Она приобрела в вечное владение землю покойного профессора всего лишь взамен на данное Домостроительному обществу монопольное право на застройку. Акционеры разбили усадьбу на отдельные участки и, в свою очередь, продали право на строительство частным лицам.
Под влиянием ажиотажа частники платили по тысяче рублей за каждую квадратную сажень (четыре с половиной квадратных метра). Сумасшедшие деньги ходили из рук в руки. Люди тратили огромные суммы, чтобы только поучаствовать в сверхприбыльном деле. Каждый думал, что его расходы непременно окупятся в будущем, когда на месте профессорских пустырей подымутся прекрасные кварталы с дорогими магазинами и квартирами.
Часть усадьбы Домостроительное общество оставило за собой и возвело на ней самые престижные здания — лучшую в Европе гостиницу «Континенталь» (в уцелевшей части дома находится сейчас Консерватория) и импозантный театр (нынешний Театр
им. Франко), тут же взятый в аренду труппой Соловцова. Однако надежды акционеров не оправдались. Пока они возводили свои «изыски» и «шедевры», времена изменились. Строительная горячка бушевала вовсю, цены на материалы и рабочие руки возросли, денег не хватало. Общество запуталось в кредитах и… лопнуло. Плодами его трудов воспользовались другие. Роскошные здания и дорогие участки под застройку достались новым хозяевам за бесценок.
Интересно, что сам город вышел из этой многомиллионной аферы без потерь. Все проиграли, а город выиграл, поскольку в результате хитроумной многоступенчатой спекуляции в центре Киева появились прекрасно застроенные улицы и площадь с фонтаном и театром.
В последней четверти ХIХ столетия горожанам стали сильно докучать аферисты, которых называли «бубновыми валетами» (знак бубны нашивался в то время на спины арестантов и каторжников). На удочку этих «валетов» киевляне попадались чаще, чем на рекламу иных услужливых компаний. Обычно «валеты» имели большие связи в высших административных и деловых кругах, могли что-то сделать по блату, за мзду, устроить подпись под важной бумагой, повлиять на решение дела в казенном учреждении. Но чаще всего они просто собирали деньги с простаков. В критический момент, когда на их след выходила полиция, они бесследно исчезали из своих «контор», «правлений», «дирекций» и «обществ».
Один из таких аферистов, Зимрау-Циолковский, выдавал себя за солидного строительного подрядчика. Он открыл в Киеве техническую контору, шикарно ее обставил и стал принимать подряды на очень выгодных для заказчика условиях. Взяв наперед задаток, Циолковский обносил забором место стройки, нанимал на улице бродяг и пропойцев, и те, не торопясь, рыли лопатами землю и перевозили ее тачками… с места на место! Больше от них ничего и не требовалось.
Недоумевающие заказчики какое-то время наблюдали за этой странной возней, возмущались, потом мчались к подрядчику, устраивали скандал и в конце концов грозили забрать у «фирмы» работу. А Циолковский только этого и ждал! Фокус заключался в том, что по договору он обязывался платить неустойку только в случае, если сам отказывался от работы. Контракт тут же впопыхах расторгался, а задаток, как и было уговорено, оставался у Циолковского.
Самое удивительное в этой истории то, что лжеподрядчик продержался в Киеве целых шесть лет! И все это время находились заказчики, которым и в голову не приходило вникнуть в суть подписываемых ими финансовых документов. Наверное, и сегодня такой аферист легко находил бы себе клиентов.
Впрочем, махинации с недвижимостью не занимали сколько-нибудь значительного места в хронике городских скандалов. Строили тогда добротно. Земли хватало, рабочих рук — тоже. К тому же Городская дума была на высоте. Ее гласные в большинстве своем были домовладельцами, а на благоустройство шел именно однопроцентный налог с недвижимости и прибыли с собственного имущества города. Каждая копейка была под контролем самих же плательщиков налогов. Каждая шла по назначению и действительно тратилась на мостовые, водопровод, парки, городской транспорт. Закон о выборах в Думу особой демократичностью не отличался, но зато он оберегал ее от жуликов и проходимцев.
Копировать старые порядки в наше время невозможно. Хотя бы потому, что у нас нет прежних домовладельцев, а на добросовестность многих теперешних собственников пол