Вчера Национальный ботанический сад имени академика Гришко отмечал 70-летие. О его истории рассказывает почетный директор сада Татьяна Черевченко
Именно Татьяне Черевченко, в 70-х годах заместителю директора Центрального республиканского ботанического сада АН УССР, принадлежит идея отправить в космос экзотические орхидеи. Узнав об этой затее, директор ботсада академик Андрей Гродзинский был весьма удивлен: «Это же самое капризное растение!» Но, выслушав аргументы своей ученицы, вынужден был согласиться. Эксперимент на орбите оказался фантастически удачным.
С этого эпизода и началась наша беседа с почетным директором Национального ботанического сада имени Николая Гришко Татьяной Черевченко.
- Какие ваши аргументы стали решающими для академика Гродзинского?
- Я напомнила Андрею Михайловичу, что большинство видов орхидей эпифиты, то есть растут на деревьях, — улыбается член-корреспондент НАН Украины Татьяна Черевченко. — К тому же у них ослабленная геотропическая реакция: корень может расти даже вверх, если там находится вода или удобрение. В общем, к земле растения не тянутся, что в условиях невесомости самое главное.
- Ну да, защитив докторскую диссертацию по тропическим орхидеям, можно и со своим учителем не согласиться.
- Андрей Михайлович был великим ученым, необычайно эрудированным и интересным человеком. Его родители читали курс ботаники в Белоцерковском сельскохозяйственном институте. С малых лет будущий академик назубок знал растения, только тропические были ему менее известны.
Бывало, идет Гродзинский по нашему саду, встречает садовницу Евдокию Павловну и говорит: «Дуся, ну как тут? Все в порядке? Может, я сегодня выучу хоть одно тропическое растение». Тут же зайдет в теплицу, расспросит, как что называется, и мгновенно запомнит. Памятью он обладал уникальной. Но и оригинал был большой.
- Тут давайте подробнее.
- К сожалению, Андрей Михайлович мог употребить крепкое словцо. Даже отправил в газету «Правда» собственное толкование пользы нецензурных выражений. Мол, высказываясь таким образом, человек снимает напряжение.
- Интересно-интересно…
- Но главным для академика Гродзинского было «выращивание» молодых ученых. Когда я, будучи его заместителем, упорно занималась строительством забора, он не забывал напомнить: «Лучше бы докторскую писала! Зачем нам этот забор?»
Раньше-то у нас забором служила никудышняя низкая сеточка, большей частью валявшаяся на земле. Андрей Михайлович думал, что сад всегда будет жить спокойно, без происшествий. Административный корпус не построили — успеем, успеем. А меня, видимо, Бог надоумил, что забор нужен. И мы отгородились — шесть километров по периметру! Я как раз начала орхидеи завозить из экспедиций на научно-исследовательском судне «Академик Вернадский», принадлежащем Морскому гидрофизическому институту в Севастополе. Побывала на Сейшельских островах, Мадагаскаре, Цейлоне, в Сингапуре, Индии, бассейне Амазонки.
- Многие помнят детективную историю с пропажей уникальной коллекции орхидей из ботанического сада.
- Это ЧП случилось после моего возвращения из Бразилии и доклада в Москве о привезенных новых сортах орхидей. Вскоре пришла на работу и обнаружила разбитые стекла в нашей теплице. Исчезла половина коллекции орхидей, в том числе экземпляры, побывавшие в космосе.
- Кстати, как орхидеи перенесли невесомость?
- Как я и предполагала, отлично. Мы подготовили к космическому эксперименту тепличку «Малахит» с четырьмя кассетами с растениями. Сделали все, как положено: никаких микроорганизмов, стерильный грунт. Две кассеты с растениями пробыли на орбите 60 дней, остальные — 171 день. Интересно, что наземные виды погибли, а эпифитные (растущие на коре деревьев) выжили. Правда, цвели в два раза меньше, чем на Земле (мы послали орхидею, которая цветет на протяжении пяти месяцев). Но все равно растения дали новые корни и прирост. Космонавт Валерий Рюмин радовался этому, как ребенок.
- Он биолог по специальности?
- Да нет. Во время нашей встречи в Москве Рюмин рассказывал: «Я смотрю: цветок растет. Значит, будем жить!» Ведь воздух там тяжелый, металлический. Поэтому создание межпланетных станций без растений нереально. К тому же на орбите непростая психологическая обстановка. Нашу тепличку, закрепленную под потолком, Рюмин в сердцах так рванул, что подсветка осталась на месте. А орхидеи он укрепил по-новому — на уровне глаз и поближе к своему креслу. Чтобы удобнее было наблюдать, как они живут, и можно было любоваться каждым новым листочком.
- Известно, что украденные орхидеи обнаружили в Москве.
- Если бы подобная кража произошла в годы независимости, вряд ли что-то нашли бы. А тогда следователи подключили к поиску муровцев. Я сразу говорила: «Украина тут ни при чем. У нас нет специалистов, увлекающихся орхидеями. Это могут быть только москвичи!»
Сначала милиционеры скептически отнеслись к моим утверждениям — они же не знали нашей специфики. Но прислушались к моим доводам и с помощью московских коллег вычислили предприимчивого вора. Пришли к нему, а там полная квартира орхидей, этикетки на которых написаны моим почерком. Он уже паковал их для отправки на Дальний Восток, в Среднюю Азию, в Прибалтику. За деньги, естественно.
Злоумышленник оказался инженером-технологом. В наручниках, с четырьмя мешками орхидей его привезли в Киев, судили и дали пять лет. О, сколько мы с этим делом намучились! Все эти следственные эксперименты, доказательства… Тогда у меня на нервной почве даже появился опоясывающий лишай.
- Вы были знакомы с академиком Гришко, имя которого присвоено ботсаду?
- Николай Николаевич Гришко принимал меня на работу в дендропарк «Александрия» (филиал сада) в Белой Церкви. Это было в 1955 году после окончания биологического факультета КГУ.
- Младшим научным сотрудником?
- Нет, я начинала с должности садовника, затем была цветоводом дендропарка «Александрия».
Но с академиком я познакомилась еще в студенческие годы. Будучи в университете старостой группы, прибегала к директору ботсада Гришко жаловаться на его сына Юру, который учился в нашей группе. В те годы бульвара Леси Украинки еще не существовало, а была собачья тропа, заросшая дерезой. Помню, бегу по тропе и плачу, потому что Юра пропускал занятия и тем самым снизил показатели группы.
Захожу в кабинет директора и рассказываю, мол, я соученица Юры и очень прошу вас, Николай Николаевич, чтобы вы подействовали на сына, который срывает нам дисциплину. — «Киценько, рибонько, — так Николай Николаевич ко всем обращался. — Я ж сад будую! Я ж такий зайнятий, а для сина нччого не жалкую! Обчцяю, що з ним переговорю». На следующий день Юра пришел на занятия вовремя: «Прости, буду ходить, как часы!» Иногда слово сдерживал.
О Николае Гришко мы говорили: «Утром встретишь его — и целый день хорошее настроение». Своими шутками и улыбкой он мог так мобилизовать коллектив, что все трудились с вдохновением. Парни в военных гимнастерках строили цветочную горку вручную. Ведь из механизмов были только грабли и лопаты. А какая в ботсаду была художественная самодеятельность! Со «Сватанням на Гончарчвцч» артисты выезжали в филиалы в Умань, Белую Церковь и Тростянец.
Академик Гришко был душевным человеком. Как-то я приехала из Белой Церкви в ботсад за цветами, но меня там задержали, и я поняла, что к ночи не успею вернуться обратно. Тогда же, знаете, транспорт ходил очень редко. Стою, горюю у административного корпуса. Когда бежит Гришко: «Рибонько, що таке?» — «Да вот так получилось… » — «Пчшли до нас, переночухш!»
Семья Гришко тогда жила в домике прямо на территории сада. У Николая Николаевича была чудесная супруга Матрена Степановна. В знак уважения к жене Николай Гришко добавил ее фамилию к своей Гришко- Лесенко и так подписывал многие научные работы, в том числе учебник общей генетики 1933 года. Меня, как родную, накормили и уложили спать. Утром я встала на рассвете, чтобы никого не беспокоить. Вдруг зарычала огромная собака. И тут на пороге дома появился Николай Николаевич, уже одетый. На мой удивленный вопрос, куда он так рано собрался, ответил: «Е-е-е, повинен бчгти в сад, подивитися всч «гарячч мчсця» — и побежал к участку будущих Карпат, а я пошла дорожкой к выходу.
Между прочим, тогда дороги в саду были грунтовые. Но академик Гришко мечтал сделать их с твердым покрытием. На его собственные средства дорогу в липовой аллее выложили плитами. Их и сейчас можно заметить под асфальтом.
- За опыты по выращиванию конопли генетик Гришко получил орден Ленина из рук Сталина.
- Кроме того, Николаю Гришко присудили научную степень доктора сельскохозяйственных наук… без защиты диссертации. Рассказывая о той поездке в Москву, его супруга Матрена Степановна вспоминала: «Поехал получать награду и меня взял с собой. А у меня даже чулок не было! Пришлось срочно одалживать».
После войны, в период лысенковщины, генетик Гришко не изменил своим убеждениям. Не раз ему угрожал арест. Но известного ученого выручали друзья — Максим Рыльский, Владимир Сосюра, Иван Козловский, которые часто посещали восстанавливаемый после войны сад.
До сих пор у нас растет дуб Козловского, под которым пел известный тенор. Максиму Рыльскому директор помогал саженцами и удобрениями для голосеевской дачи, увлеченно рассказывал, где будет розарий, сад сирени, степи Украины. Поэт отразил эту картину строительства в поэме «Веснянч води». Владимир Сосюра тоже посвятил Гришко стихотворение, которое назвал «Академик».