40 лет назад разразился Карибский кризис. На ракетном комплексе, где наш земляк Владимир Глушко занимал должность начальника энергослужбы, базировалась ядерная межконтинентальная баллистическая ракета, которая должна была стереть с лица земли американский город Лос-Анджелес вместе с его «Фабрикой грез» и военными объектами
В результате противостояния двух ядерных монстров -- СССР и США -- мир в дни Карибского кризиса оказался на краю пропасти. «ФАКТЫ» в номере от 31 августа уже опубликовали статью, посвященную этой теме. А на днях в редакцию обратился житель города Обухов Киевской области Владимир Глушко, который во время Карибского кризиса служил в Ракетных Войсках стратегического назначения и написал об этом глобальном конфликте книгу «Облако». Своими воспоминаниями он поделился с корреспондентом «ФАКТОВ».
-- После окончания политехнического института я уже год оттрубил инженером-конструктором, когда пришла повестка из военкомата, -- вспоминает Владимир Глушко. -- Военком со звездой Героя на груди вкратце обрисовал мне международное положение: мол, империалисты совсем обнаглели -- окружили СССР военными базами. «Надо показать нашим классовым врагам кулак, и чтобы от него несло не парфюмерией, а натуральным кладбищем», -- пояснил полковник, отправляя меня в часть.
До места службы Владимиру Николаевичу пришлось добираться сначала поездом, а потом на попутном военном грузовике. Пункт назначения -- площадка «Номер Пять». Располагалась она в глухой тайге восточнее Свердловской области. Позднее Глушко узнал, что попал в Ракетные войска стратегического назначения.
Дивизион, в котором служил Владимир Глушко, насчитывал двенадцать ракетных площадок, на каждой из которых базировались по шесть межконтинентальных баллистических ракет Р-16 дальностью 10 тысяч километров. Все площадки были похожи друг на друга, как две капли воды, кроме «Десятой»: там разместился штаб дивизии и городок офицерского состава -- несколько пятиэтажных жилых домов -- «хрущевок».
-- Чтобы враг подумал, что на «Пятой» размещается артиллерийский полигон, а не ракетный комплекс, какой-то умник из генералитета приказал время от времени палить из пушки, -- продолжил Владимир Николаевич. -- В трех километрах от нас находилось село Сосновка, где раньше жили охотники и лесорубы. Чтобы сохранить секретность военного объекта, людей выселили, возместив им стоимость жилья. По легенде село должно было с воздуха выглядеть обитаемым. Поэтому мои солдаты каждый день по вечерам включали в избах свет, а днем протапливали печи.
Однако и эти меры секретности не помогли. Глушко нашел в одном из оставленных домов радиоприемник и время от времени слушал «Голос Америки» и «Би-Би-Си». Обходя в очередной раз Сосновку, он включил радио и… услышал: к северо-востоку от Свердловска размещен комплекс ракетных установок, которые «могут доставить ядерный заряд в любую точку Соединенных Штатов».
-- Откуда американцы узнали об этом, для меня до сих пор остается загадкой, -- удивляется Владимир Николаевич.
На «Пятой» площадке Глушко впервые понял, что такое «ракетная культура». Это словосочетание ввел в оборот Сергей Павлович Королев. Владимиру Николаевичу об этом рассказал его приятель -- старший лейтенант Корин, который стажировался на Байконуре. В монтажной зоне «Пятой» все предметы постоянно пересчитывались. Каждый гаечный ключ имел свое место строго определенной конфигурации в инструментальном ящике. Если вдруг он отсутствовал, приходилось часами обшаривать всю зону, пока ключ не возвращали на место.
-- Наша ракета работала на новом топливе, состоящем из двух компонентов: горючего и окислителя, -- вспоминает Владимир Николаевич. -- При запуске ракеты оба компонента попадали в камеру сгорания и взрывались с огромной силой. Чтобы мы поняли, какая страшная мощь скрывается в ракете, однажды личный состав вывели к реке.
Под обрывом установили железную бочку, на дно которой вылили пару литров горючего. На край обрыва поставили стеклянную банку с окислителем -- азотной кислотой. Когда офицер-заправщик длинным шестом столкнул банку вниз, в бочку, раздался адский грохот. Бочку разнесло в клочья. «А в ракету заправляют не два литра, а двести тонн топлива. Вот и представьте себе, что будет с вами, если кто-то допустит хоть малейшую ошибку», -- назидательно заметил заправщик.
Как-то вечером Корин рассказал мне о самой крупной в истории советского ракетостроения катастрофе -- взрыве на Байконуре межконтинентальной ракеты Р-16 в октябре 1960 года. ТАСС сообщил: в авиакатастрофе погиб Главнокомандующий Ракетных войск стратегического назначения Главный маршал артиллерии Митрофан Неделин. На самом же деле Неделин погиб при подготовке к пуску ракеты Р-16.
На полигоне тогда, кроме Неделина, присутствовали генеральный конструктор ракеты Михаил Янгель, специалисты из Министерства обороны СССР, представители заводов-поставщиков, испытатели и наладчики. Когда ракету поставили в вертикальное положение и заправили топливом, появились неполадки в системе. Неделину предложили перебраться в бункер, но он отказался.
По воспоминаниям Корина, Янгель разнервничался и отправился в курилку, специально оборудованную в тридцати метрах от ракеты. Зажег спичку, и в этот момент полыхнула необычно яркая вспышка. Янгель вначале ничего не понял: как это от спички возникло такое зарево? Оказалось -- не от спички…
-- За несколько минут до старта все по регламенту покидали площадку, -- рассказывал мне Корин. -- Я уже отошел от ракеты метров на двадцать, когда вдруг услышал сзади шум. Оглянулся и увидел, что в стыке между ступенями появилось бело-розовое пламя -- запустился двигатель верхней ступени ракеты.
Раскаленная струя пламени ударила в топливные баки первой ступени, где находилось сотня тонн топлива, сверху хлынул азотный водопад. Стоявшие на земле люди побежали прочь, Корин последовал их примеру. Пришел в себя в двух километрах от старта. Оглянулся и увидел, как в огне корежится бак первой ступени. Ракета переломилась пополам и упала на площадку, огненный смерч поглотил ее. Взрывная волна подняла Корина в воздух и швырнула на землю. Он потерял сознание.
Более подробно то, что случилось с ракетой Р-16, Корин позднее увидел… в кино. Дело в том, что во время старта автоматически включилась камера, которая зафиксировала жуткие подробности: когда на людях, остававшихся на стапелях, начали загораться куртки и комбинезоны, они начали прыгать с 30-метровой высоты, а работающие на земле специалисты горящими факелами метались по площадке и, обугливаясь, зависали на колючей проволоке, которой был ограждена стартовая площадка.
Самая страшная участь выпала на долю тех, кто работал на верхних площадках, опоясывавших ракету на разных ярусах. Они срывались в пламя и вспыхивали, как свечки. Попавшие в огненную лавину люди превратились в пепел, даже костей не осталось. На бетонке уцелели только сделанные из жаропрочного металла ракетные двигатели, пряжки от ремней, пуговицы, ключи… и золоченый маршальский погон.
-- Всех, кто служил на «Пятой», мучил один и тот же вопрос: «Куда нацелена наша ракета?», -- продолжил Владимир Глушко. -- В принципе ответ на этот вопрос знали два офицера из отделения подготовки исходных данных. Но молчали, как рыбы. За это их прозвали «немыми». Раскрыл страшную тайну мой друг Юра Петухов, который раньше служил на Черноморском флоте и хорошо разбирался в баллистике. Поскольку он командовал расчетом прицеливания, точное направление стрельбы ему было известно. Оставалось только выяснить расстояние до цели.
Однажды Петухов как бы случайно забрел в монтажно-испытательный комплекс, где в это время настраивали датчик дальности стрельбы. Беседуя со знакомым оператором, Петухов исподтишка подсчитал количество импульсов, введенных в датчик. А поскольку один импульс равнялся ста километрам, то определить расстояние, которое должна была преодолеть ракета во время полета, было несложно.
Петухов зашел в бункер командного пункта, где на стене висела карта северного полушария, отмерил циркулем дальность и направление полета ракеты и… попал прямохенько в Лос-Анджелес! Вряд ли стратеги из Генштаба собирались превратить в пыль Голливуд -- центр американского кинобизнеса, располагавшийся в Городе Ангелов. Скорее всего, генералов интересовали ракетностроительные заводы, военно-морская база и… тектонический разлом Сан-Андреас. Ведь в районе Лос-Анджелеса сошлись подвижные литосферные плиты -- Тихоокеанская и Североамериканская, которые от взаимного давления создавали колоссальное напряжение, приводившее время от времени к сильнейшим землетрясениям. Если бы ядерная боеголовка советской ракеты угодила в это место, то Северо-Американский континент ожидала бы весьма печальная участь.
Готовность ракеты к старту занимала 3,5 часа. Чтобы ракетчики не расслаблялись, тревоги объявлялись чуть не каждый день, причем в любое время суток. Услышав душераздирающий вой сирены, офицеры всякий раз мысленно прощались с родными и близкими, поскольку никто не знал, что случится через несколько десятков минут.
-- Всякий раз, когда объявлялась тревога, ракету на тягаче вывозили из монтажно-испытательного комплекса, и, присоединив боеголовку, устанавливали на пусковую площадку, -- вспоминает Владимир Николаевич. -- И лишь тогда становилось ясно, что нас ждет: учебная головка была окрашена в белый цвет, ядерная -- в зеленый. Начало Карибского кризиса я запомнил на всю жизнь. Когда на стартовую площадку вывезли ракету не с белой, а с зеленой боеголовкой, я подумал: «Ну все, Голливуду кранты. И нам тоже».
Несмотря на то, что ракетчики понимали серьезность ситуации, никто не унывал и не паниковал. Скорее наоборот -- всеми овладела веселая злость: «Ну, пусть попробуют янки сунуться к нам! Покажем им Кузькину мать!» Когда кризис достиг апогея, из Москвы пришел приказ: «Перейти на непрерывный сеанс связи». Это означало, что до ядерной войны оставались считанные часы. На стартовую площадку вывезли и установили сразу две ракеты «первого залпа». Через несколько минут после команды из Москвы они готовы были взять курс на США.
Только через месяц была отменена повышенная боевая готовность. Лейтенанты ликовали: обнимались, целовались, качали друг друга, кричали «ура». В бытовом городке палили в воздух изо всех видов оружия. «Мы буквально физически почувствовали, как мимо нас пронеслось нечто ужасное, чудовищное и мрачное», -- вспоминает Владимир Глушко.