Маме при выписке из роддома даже не дали документы о рождении и смерти малышки. Вот уже 12 лет Лилия собирает доказательства того, что ее дочь жива. В прокуратуре это дело находится с 1990 года… Когда же закончится расследование?
Чтобы узнать, почему умерла дочка, Лиля и Саша сами поехали в морг. Оказалось, под их фамилией был записан плод… мужского пола, 27 недель.
-- Из записи следовало, что врачи поликлиники и больницы ошибались на десять недель, ведь когда я рожала, в моей карточке значилось: 37 недель, -- рассказывает Лилия. -- Кроме того, я видела свою девочку. С того дня мы с мужем стали искать нашу Дарью, именно так хотели назвать дочку…
Лилия в течение двенадцати лет собирала факты, которые косвенно указывают на то, что ее дочь жива, и на то, кто ее воспитывает. Но перекраивать сложные отношения двух семейств женщина не собирается, понимая, что оторвать девочку от родителей, вырастивших ее, не травмировав, невозможно. И все же отнимать дитя у матери, которая не отказывалась от него, -- большой грех. Такой обман счастья никому еще не приносил. В надежде, что эта история станет для кого-нибудь поучительной и убережет от нечаянной беды, Лилия рассказала ее «ФАКТАМ». По этическим соображениям имена и фамилии некоторых участников этой истории -- членов семьи, в которой живет девочка, и врачей -- изменены. Мы не назвали номера больниц, фигурирующих в копиях документов, которые есть в редакции. Надеемся, что эти факты заинтересуют работников правоохранительных органов, и расследование продолжится.
В сентябре 1989 года в Луганске Лилия родила седьмого ребенка. По словам врачей, девочка прожила 30 минут и… погибла. Когда женщину выписали из роддома, тело новорожденной ей не отдали. Якобы, потерялась история болезни. Матери даже не выдали никаких документов о рождении и смерти ребенка -- только больничный лист, в котором значатся роды.
-- Физически я чувствовала себя нормально, но меня переполняли досада и боль. Было странно выносить дитя и вернуться домой одной, -- говорит 50-летняя Лилия. -- Снова пошла в роддом, чтобы мне дали хотя бы справку, от чего умер ребенок. Врачи велели прийти через неделю: может, к тому времени из морга привезут заключение. Однако через неделю они ничего не получили, через две, три -- та же история. Так прошло полтора месяца. Когда я в очередной раз переступила порог роддома, меня там на смех подняли: мол, у вас дома дети маленькие, а вы все бумажки собираете.
Родители уже не сомневались в том, что их ребенок жив. Лилия с мужем в поисках хоть каких-нибудь доказательств стали ездить по моргам.
-- Мы не посетили лишь один морг, находившийся в другом конце города, -- вспоминает женщина. -- Уже началась зима, и с малышами на руках мы бы туда не добрались. (Младшему сыну было полтора годика, а между детьми разница чуть больше двух лет. ) Пришлось ждать, когда потеплеет. И именно в этом морге весной мы нашли интересующую нас запись.
Патологоанатом рассказала, что две недели хранила плод, ждала, что кто-то из родственников придет за ним. А ведь в роддоме Лилию уверяли, что не положено отдавать тело мертворожденного. Лилия с мужем всю ночь на кухне гадали, что же случилось на самом деле.
Женщина подала жалобу в прокуратуру. Тогда корреспондент луганской газеты «Риск» Елена Особова написала о ней статью.
-- Я изучила в 1991 году материалы, собранные городской прокуратурой, и обнаружила, что медицинские документы пестрили исправлениями, -- рассказывает Елена Особова. -- В журнале приема родильного отделения больницы, куда поступила Лиля, строка о ее родах была вытерта и переписана заново. В предоставленных в прокуратуру и прозектуру историях родов не совпадали номера. Кроме того, на лицевой стороне истории в графе «Пол ребенка» был записан женский, а на последующих страницах -- мужской.
Тем не менее расследование прекратилось из-за… отсутствия доказательств. Очевидно, все были уверены, что искать ребенка родители не станут -- мол, в семье и без этого хватает детворы.
Лилия и Александр всегда мечтали о большой, шумной и дружной семье, в которой старшие дети станут опорой младшим. После смерти родителей Лилии, которая уже была замужем и воспитывала двух дочек, довелось заботиться и о младшей сестре.
-- Третьим у нас родился мальчик. Когда он подрос, стал просить «купить» ему братика, -- рассказывает Лилия. -- Но четвертой родилась девочка, а мальчик -- пятым. Затем появился еще один сын. Когда мне его показали в родзале, я уже знала, что следующей будет девочка. Всем семейством постановили, что седьмого ребенка назовем Дарьей.
-- Мне тогда было четырнадцать лет. Когда мама лежала в роддоме, мы со старшей сестрой делали уборку в квартире, -- вспоминает 26-летняя Лиля, которую назвали в честь мамы. (Сейчас она живет в Киеве. ) -- Обычно мы готовили и кроватку для маленького, но в тот раз отец нам ничего не сказал. Потом мама вернулась домой одна, никто из родственников и соседей больше не спрашивал нас о ребенке. Теперь я понимаю, они не хотели нас ранить.
-- За месяц до рождения Даши произошел странный случай, -- продолжает мама. -- Я была одна дома с детьми. Только уложила их спать и пошла полоскать белье, как вдруг раздался детский плач. Я выключила воду и помчалась в детскую -- все дети спали в одной комнате. Подошла к каждому: кого укрыла, кому подушку поправила. Ребята крепко спали. Через минуту снова услышала плач -- он доносился из пустой комнаты. Я села на кровать и заплакала: не к добру это, что-то должно случиться.
Наутро Лиля рассказала об этом подруге, а та вспомнила, что во время войны с ее бабушкой такая же история приключилась. Она слышала детский плач, хотя ни в доме, ни во дворе не было ребенка. Вскоре она получила известие о том, что ее муж пропал без вести. Но ей не верилось, что он погиб. Так и вышло: дед вернулся с войны живым и невредимым. Вот и решили подружки, что Лиля что-то потеряет, а через какое-то время найдет.
-- Принимала меня в роддоме врач Елена Иванова. Она мне показалась приятной женщиной, такая внимательная, обходительная: расспросила меня о предыдущих родах, о болезнях, которыми страдали наши с мужем родственники, -- говорит Лилия. -- Когда я упомянула, что у мужа в роду было несколько многодетных поколений и все дети рождались крепкими, она засияла. «Так вам и исход безразличен?» -- спросила врач. Мое сердце словно стрела пронзила. Она тут же исправила свою ошибку: мол, имела в виду, что мне должно быть безразлично, кто родится -- мальчик или девочка. «Так это же результат, а не исход,» -- поправила я. А сама подумала, что впервые при поступлении в роддом столкнулась с такой внимательностью. Потом в палате женщины говорили, что их с таким пристрастием не расспрашивали. Но мы решили: это потому, что у меня седьмые роды. Сейчас понимаю: их интересовала наследственность ребенка. Удостоверившись, что все в порядке, радовались, что «подходящая кандидатура» найдена.
Елена Иванова взяла Лилю под свою опеку. Несколько раз предлагала женщине простимулировать роды, объясняя, что чем раньше та родит, тем скорее вернется домой к детям. Но Лиля отказывалась, ведь всегда рожала сама и без осложнений. Тогда врач пошла на хитрость: сказала роженице, что назначила ей витамины. Но во время второй процедуры медсестра призналась, что вводит ей препараты, стимулирующие… роды!
-- Когда вечером начались схватки, вызвали Елену Иванову. Хотя в ту ночь она не дежурила! -- вспоминает Лиля. -- Я родила девочку, она не кричала, только откашлялась. Малышку умыли и унесли в другую комнату. Обычно ребенка подносят к матери. Я подождала немного и спросила, почему мне не дают дочку. Елена Иванова спокойно ответила, что девочка погибла, и мне лучше на нее не смотреть. Я настояла, чтобы ее показали, думала, у нее какое-то уродство. Акушерка вынесла малышку. Девочка словно спала, у нее были ярко-красные губки и чуть приоткрыт ротик. Женщина трижды повторила: смотри, у тебя дочка. Может, она знала что-то, но боялась мне рассказать. Честно говоря, если бы мне тогда кто-нибудь сказал, что со мной собираются сделать, я бы не поверила.
Через месяц после родов Лилия услышала от знакомых, что в одной семье из гарнизона, в котором служил ее муж, родился мальчик, а растет девочка. Говорили, у этой пары дважды рождались дети, но погибали сразу после рождения. Семья была на грани развала, муж грозил разводом, если жена не родит ему здорового малыша.
-- Осенью 1990 года подруга рассказала мне, что накануне ее соседка была у Синицких на дне рождения их девочки. Та вернулась и сразу поделилась впечатлениями: «Чудесная девочка растет, они ее взяли год назад. А когда у Лили родилась дочка?». «Да вот уже год был бы ей», -- ответила моя подруга…
Поскольку в этой истории участвовало много людей, то не удивительно, что появлялись все новые подробности. А свидетели тех событий до сих пор обсуждают случившееся.
-- Я решила навести справки о Синицких и их ребенке. Мне удалось переснять записи акта рождения и смерти появившегося у них в то время мальчика, -- продолжает Лилия. -- Он прожил три дня. Подозрительно то, что акт о рождении выдан роддомом, а акт о смерти -- детской больницей, в которой работала бабушка новорожденного. В графе, сколько родилось детей, записано: «Один». Значит, невозможно, чтобы у Синицких выжила дочка из двойни. Тем не менее сотрудница Ирины Синицкой рассказала мне, как их коллектив ходил в роддом поздравлять ее с рождением дочери. Они купили девочке в подарок нарядное платьице. Уж не мою ли малютку их Ирина «родила», подумала я тогда. И не выдержала, пошла домой к Синицким. Дверь открыла бабушка. Увидев меня, она покрылась красными пятнами. Мы не были знакомы, но я поняла, что она меня узнала. Я сказала: пока не увижу ребенка -- не уйду. Вышел зять -- выяснить, в чем дело. Я заявила, что знаю о том, что у них родился мальчик, а растят они девочку, и хочу услышать, когда ее удочерили. Он ответил, что жена родила дочку. Но разрешил мне посмотреть на малышку. Ей тогда был год и три месяца. Я увидела ее, и у меня сразу живая нить к ней протянулась.
Лилия продолжала свое расследование. Она собирала документы годами, совершенно незнакомые люди шли ей навстречу, когда убеждались, что ее подозрения небезосновательны, делали ксерокопии документов. Лилия выяснила, что в ЗАГСе под номером свидетельства о рождении девочки Синицких записан другой ребенок, родившийся на месяц позже. От этой девочки отказалась несовершеннолетняя мать. Синицкие подали заявление на ее удочерение… спустя месяц после того, как им уже выдали свидетельство о рождении. Вероятно, семья не захотела брать отказного ребенка малолетней роженицы, а предпочла желанного малыша здоровых родителей.
-- У меня приняли заявление в прокуратуре, но расследование продолжалось недолго, -- вспоминает Лилия. -- Следователь несколько раз вызывал меня, я рассказала ему все, что знала. Но однажды зашла в прокуратуру без вызова -- поинтересоваться, как идет расследование, и дежурный мне сказал, что дело из-за отсутствия доказательств было закрыто еще несколько месяцев назад. Зачем же от меня скрывали это?
Синицкие наотрез отказались делать анализ ДНК, который окончательно решил бы вопрос отцовства. До восьми лет девочка жила в другом городе, ее привозили несколько раз в год в гости к бабушке. Все это время Лилия общалась с ней во сне -- накануне приезда девочка обязательно ей снилась.
-- Во сне я видела, как моя Дарья растет, меняется. Дочка всегда снится мне в том возрасте, в каком она должна быть…
Четыре года назад Синицкие вернулись в Луганск, но девочку всячески оберегали. Чтобы увидеть свою Дарью, Лилия, как только выпадала свободная минутка, приходила к дому девочки, становилась на ступеньки здания, к которому примыкает дворик Синицких, и смотрела, как девочка играет.
-- Из наших окон виден двор Синицких, -- рассказывает Анна, сотрудница учреждения, расположенного по соседству с Синицкими. -- Мы знали: если во дворе появилась девочка, то на наших ступеньках стоит и наблюдает за ней женщина. Как-то зимой пригласили ее к нам в комнату погреться. Лилия рассказала нам свою историю. С тех пор мы болеем за нее. Хотя в городе многие знают о случившемся, люди, как обычно, делятся на два лагеря. Одни говорят: мол, живет себе ребенок в семье -- что ей от них надо, пусть остальными детьми занимается.
Три года назад Юля, четвертая дочка Лилии, набралась храбрости, залезла на забор и позвала Леру (так назвали ребенка Синицкие). Девочки познакомились, Юля стала приходить к ней чаще, познакомила Леру со своими братьями и сестрами.
-- Хотя у нас дома все обсуждали открыто, что наша Дарья жива, никто из ребят не проговорился Лере о родстве, -- говорит Лилия. -- Я объяснила им, что она еще маленькая, чтобы узнать правду, нужно сначала с ней подружиться. Для Леры мы сейчас обычная семья. После школы она иногда играет на детской площадке, и я прихожу туда с младшим сыном, которого родила после нее. Недавно Лера вынесла карты и предложила всем игру в прокурора, следователя и вора. «Чур, я буду прокурором. Хуже всего оказаться вором», -- сказала она. Я подумала: в одну и ту же игру мама играет по-взрослому, а дочка понарошку. И в реальной жизни последнее решение принимать придется Лере.
-- Как ваш муж относится к Лере?
-- Первое время он отговаривал меня искать дочь, считал, что никому наш ребенок не нужен. А когда увидел в сериале «Просто Мария», как у матери украли ребенка, плакал. Сейчас говорит, что поверит только генетическому анализу.
-- Если через суд удастся сделать тест и он подтвердит, что Лера ваша дочь по крови, что намерены делать дальше?
-- Если бы она была маленькая и ничего не понимала, я бы забрала ее. Но теперь это… невозможно. Я только хочу доказать, что мой ребенок жив. Чтобы не травмировать Леру, решила написать бумагу, что претензий к этой семье не имею. Ведь если их привлекут к судебной ответственности, Лера тоже пострадает.
Можно ли оставить этот поступок безнаказанным? Даже если все останется как есть, то расплату за него уже несут. Лера догадывается, что ее воспитывают неродные родители, муж узнал о подлоге жены.
Год назад к Лилии на детской площадке подошла 11-летняя девочка.
-- Почему вы на меня всегда так смотрите? -- спросила она.
-- Потому что люблю, -- тихо ответила Лиля.
-- На меня так никто больше не смотрит…
Мир тесен. Лилия показывает мне письмо, которое отдала ей подруга. Его написала их общая знакомая из Петровска, где какое-то время жила семья Синицких. «Ирина поделилась с моей подругой, что растит приемную девочку, -- пишет женщина. -- Она договорилась с врачами роддома, чтобы ей передали девочку, которую родит многодетная женщина. А той сказали, что ребенок умер. Но она уже приходила к ним домой за своим ребенком, и скандал еще не закончен»…
-- Часто вспоминаю сон, который приснился мне, когда я выписалась из роддома, -- продолжает Лилия. -- Я зашла в церковь, а в ней на веревке висит белье: детские распашонки, чепчики, пеленки и рубашки мужа. Я взяла веревку за конец и стала накручивать ее на локоть, а одежду складывать на плечо. Проснулась, а кулак, в котором держала конец веревки, сжат. Церковь -- это моя скорбь, та веревка вьется уже 12 лет, а белье -- бумаги, которые я за это время собрала.
В библейской легенде царь Соломон предложил двум женщинам разделить ребенка пополам, и родная мать отказалась от него, чтобы спасти ему жизнь, самозванка же готова была разорвать малыша. Так их спор и разрешился. Сегодня в такой ситуации самый верный способ расставить все точки над «i» -- сделать генетический анализ. Если Синицкие не имеют отношения к исчезновению дочери Лилии, то почему бы им не сделать его?